Шкура

За окном уже светает. Люди спешат накормить домашнюю живность. А Галя лежит и тихонько плачет. Она, как многодетная мамаша, обзавелась детьми и мается. Только семеро не ее крови, а восьмой – родной. Чувствуя, что силы на исходе, Галя еще громче пустилась в слезы.

– Ты чего? – Степан выспался и открыл глаза, услышав тонкий писк.

– Не могу я так больше, Степушка. Мочи нет за каждым штаны стирать и сопли подтирать. Поехали отсюда, любимый мой, заберем Настю с Маней и поедем.

– Да куда мы с тобой денемся? У нас же и дома второго нет. – очумев, Степа резко сел на кровати.

– Я уже все обдумала. Поедем в старый дом твоей бабки, там и останемся. Разведем скотину, вскопаем огород. Пойми меня, Степа, таким макаром я до старости не доживу. Пора свое гнездо вить. Поехали, Степа, поехали.

Глава 36

Степан задумался. В последнее время в доме такая шумиха, что действительно хочется тишины. Будто не в своей хате живешь, а в каком-то детском саду: дети бегают, орут, плачут, дерутся… В комнате закроешься, а все равно слышно, как Лидка кричит на Алешку, Светка гоняет Федьку, Кузя плачет ночами, да и Манька такая горластая, что перекрикивает Настю.

– Предлагаешь Маньку с собой забрать? – задумчиво спросил Степан, опустив ноги на пол.

– Боюсь, намучается с ней твоя мать и сдаст в детский приют. А девчонка еще совсем маленькая… Степ, я как представила, что нашу Настю вот такой же малышкой отдадут чужим людям, аж плакать хочется, – всхлипнула Галя и поцеловала Маню в лоб.

– С одной стороны, думаю, ты права. Сам устал от бесконечного нытья… – выдохнул Степан. – Голова постоянно раскалывается. Ладно! – он встал, шлепнув себя по колену ладонью. – Нам надо самим подниматься. Всю жизнь за пазухой у родителей не проживешь. Правда, оставлять родную деревню неохота…

– Степ, лучше подальше уехать, а то будут мне скидывать ребятишек, а я уже, если ты не заметил, даже приласкать тебя не могу. Сил нет.

Улыбнувшись, Степа начал одеваться. А ведь верно! Вдвоем побыть не дают. Дети ошиваются во всех комнатах, сюда прибегают с просьбой покормить, малого помыть, если обмочился, сказку рассказать.

– Завтра с отцом поговорю. Выпишут из больницы, заберу и… – сделав паузу, Степа продолжил. – Я бы, конечно, пока не спешил. Сейчас горячая пора, сама понимаешь. Надо сена заготовить, картошку вырастить… Батька хворый, Галя, он сам не справится.

– Нет, дорогой мой, – успокоилась наконец Галина, – если мы сейчас не уедем, то застрянем здесь навечно. Потом – уборка урожая, заготовка дров… Или уезжаем, или я уйду. – утвердительно сказала она, поднявшись с постели. – Хватит на мне ездить. Сама хозяйкой хочу быть, а не слушать наказы твоей матери. Почему-то твои родители переехали много лет назад, а ты боишься? Знаешь что, я думала, что вышла замуж за настоящего мужика, который имеет свою волю, свои думки, а ты какой-то малахольный, ей-богу. Он в поле устал, а я, ночами не спавши, здорова, как вол. Так что ли? Не стыдно тягаться с бабой?

Степа покраснел. За живое Галя зацепила, ткнула в середину яблочка. Не понравилось парню, что его ниже бабы опустили.

«Мужик ты или не мужик? – эхом раздалось в его ушах».

Сердце забилось, как птица в неволе. Степа сунул ноги в штаны, застегнул их на поясе, кивнул и ушел завтракать. Галя, переложив девочку в кроватку, поняла – спать ложиться нет смысла, надо причесаться и заняться стиркой. Пеленок накопилось столько, что придется натягивать еще пару веревок, чтобы было куда повесить детскую одежду. Вспомнив, что в бане лежат штанишки, маечки, рубашки, Галя тяжело вздохнула, застелила кровать, надела старенькое платье, подпоясалась и потопала греть воду для большой стирки.

В кухне было тихо, потому что ребятишки еще спали. Свекровь пекла блинчики, беседовала с сыном, напоминая ему, что завтра нужно забрать отца из города. Галя заметила, что муж сидит за столом и задумчиво кивает.

«Решиться не может, – подумала она, проходя мимо стола»

– Куда? – громко спросила Марфа, наливая черпаком блинное тесто в чугунную сковороду.

– Стирать, – ответила Галя, надевая калоши.

– А скотину покормить? Не видишь, я занята?

– Сама покормишь, – неожиданно огрызнулась сноха, открывая дверь. – Я батрачить не нанималась.

– Это что за разговоры? – Марфа уперла кулаки в бока. – Дрыхнет часами, а потом еще и оговаривается!

Галя вернулась. Посмотрев с прищуром на мужа, она догадалась – этот человек никогда не сможет вставить слово поперек материнского норова. Встав в ту же позу, Галина выдала:

– Дрыхнуть я буду, когда умотаю отсюда, да Степан?

Щеки Степки налились румянцем. Он молчал, держа в руке горячий блин. Повернувшись на сына, Марфа сообразила, что-то здесь не так.

– Это о чем она, а?

Степа откусил кусок блина и сгорбился.

– Чего молчишь? Не дрыхнет, так тебе в черепушку воды заливает? Учит, как с матерью разговаривать?

Марфа повысила голос. Из-за ее громогласного говора проснулась Маня. Крик поднялся на всю хату. Галя наморщила лоб.

– А теперь иди и укладывай. – Перешагнув порог, она резко хлопнула дверью.

Вслед за Маней ор подняла и Настя. И тут Степка прозрел: