Шкура

– Ну, как хочешь. – передав спящую внучку Галине, Панкрат попросил чаю и удалился отдыхать.

Марфа засуетилась. Достала кружку, выставила на стол кулек с пряниками. И вдруг из комнаты, где спали дети, послышался плач грудничка. Пять минут все молча слушали, как ребенок надрывается. Марфа психанула, бросив ложу на стол, и побежала успокаивать младенца. Галя, покачивая на руках Настю, шепотом спросила у Степана, принесшего дрова, почему она приехала, а старушка и свекровь злятся на нее.

– Дунька пропала, – нахмурившись, ответил муж. – Уже три дня не появляется.

– Как пропала? – глаза Гали медленно округлились.

– А вот так. Опять начала к подружке бегать. Сначала на час, потом – на три. Один раз ночью поддатая приползла. Девка не спит, есть хочет, мать психует, а ребенка ведь не выкинешь. Кормит молоком коровьим, ночами с ней вошкается. Сходила к Люське, а та говорит, мол, Дуня с каким-то мужиком укатила.

– О боже мой! А дети? – пожалела деток Галя и сильнее прижала к груди свою кровиночку.

– А что дети? Спрашивают мамку, а мать им и говорит, что она сбежала.

– Вот зачем так говорить, а? Вернется ведь.

– Я уже и сам сомневаюсь. – Раздевшись, Степан сел на табурет. – Тут бабуля кое-что нам рассказала, только ты тс-с-с, – приложил указательный палец к губам.

– Чего? – любопытство пробрало Галю.

Она наклонилась к мужу, чтобы получше расслышать, какой он ей секрет расскажет.

– Дед с Дунькой мутил…

– Как это? – не поняла она.

– Ну как, вот так, – Степа вытянул указательные пальцы и потер их друг о дружку.

Галина смекнула, что муж имеет в виду.

– Да ну-у, брехня какая-то.

– Мне тоже не верится, но бабуля так убедительно рассказывала, что мы тут все обалдели.

– А сбежала-то зачем? И что за мужик?

– Не знаю. Но вроде как с кем-то познакомилась, что ли… Бабуля сказала, что Дунька с разными любовь крутила. Она это сама видела, а доказать дядьке Егору не могла. Батька аж посинел от злости. Сам на себя ругался, что поверил бедной бабе, а она его вокруг пальца обвела. Скинула детвору и умотала за новыми приключениями.

Дверь комнаты, где жила Дуня, распахнулась и перед молодежью появилась Марфа. Она одарила сноху злобным взором и поднесла орущую девочку.

– Молока, говоришь, хоть залейся? Тогда на, корми. А у меня уже сил нет трясти ее. Руки не гнутся. С мамкиным молоком она дрыхла, как кот на подоконнике, а сейчас уже три дня горло дерет.

Галя отдала дочку Степе, взяла Дунькину девочку и положила на колени. Расстегнула пуговки на платье, вытащила одну грудь и сунула девчушке. Та сразу замолчала, жадно вцепившись деснами в сосок.

– Я ж говорила, титька ей нужна была. Без мамки всем туго. Вот и бери себе на воспитание. Дуньку как ветром сдуло. Не вернется, паскудница гулящая, а ребенка сбагрить чужим людям даже я не смогу. Корми, кроватку к вам перетащу, пускай Манька у вас спит.

– Пускай, – согласилась Галя.

Но через два месяца пожалела, потому что все заботы о детях полностью легли на ее плечи. В три часа ночи она оторвала голову от подушки, когда услышала плач своей дочери. Следом за Настей, вой подняла и Маня. Галя с трудом вылезла из-под одеяла. Ее покачивало, глаза слипались, в ушах стоял нескончаемый звон.

– Степ, возьми Маню, покачай. Мне надо Настю покормить.

– М-м, – Степан спал без задних ног, уставший от вчерашней посадки картофеля вручную.

– Степ, возьми ее, покачай, – бормотала Галя, поднимая Настю. – Сначала дочку покормлю, потом ее.

– Угу, – Степан не двигался. Он лежал на спине, раскинув руки, и улыбался во сне.

Галя присела на кровать, прижала дочку к груди и начала качаться взад-вперед. Маня надрывалась так, что у Марфы лопнуло терпение.

– Что ты ее голодом моришь? – приоткрыла она дверь. – Вставать скоро, а у вас тут песни на весь дом. Быстро займись дитем. Надоело слушать ночные вопли.

– Не могу я, устала, – выдавила из себя Галя, склонив голову над дочкой и прикрыв глаза.

– Взялась ухаживать, так ухаживай, как полагается. Соседи узнают, что у нас девка голодает, сразу заявят, куда следует.

– Если бы я присматривала только за этими двумя, то было б полегче. Но вы ж взвалили на меня всю детвору.

– И что? Раньше и по десять детей рожали, и ничего, вырастили. А ты ишь, цаца выискалась. С двумя справится не можешь. Успокой ее. Быстро!

Жалко девчонку, аж сердце кровью обливается. Галя положила уснувшую дочь на свою подушку и подошла к кроватке, в которой надрывалась Маня. Подняла ее на руки, села и попыталась накормить. Девчонка хватала грудь губами, затем откидывала голову назад и кричала еще громче.

– Ну ешь, ешь, что ты ерепенишься? – уговаривала девочку измотанная донельзя Галина.

Кое-как удалось заставить ее поесть. У Гали не было сил. Она сидела на кровати и «клевала носом». Потом переложила дочь в кроватку, а Маню – рядом с собой. Сон как рукой сняло. Галя лежала на боку и думала о Манечке. Какая бессовестная ее мамаша, сдернула и ищи-свищи. Дочке уже три месяца, а Дунька и ухом не ведет.

– Чтоб тебя в старости также бросили и не кормили, – пробубнила Галя, поглаживая лысенькую головенку.