Валентин перебрался в свое пилотское кресло и, откинув ворот меховой куртки, попытался расслабиться, ещё раз мысленно прокрутить в голове завтрашний сценарий, предусмотреть и продумать малейшие нюансы, которые могут возникнуть, и реакцию на них.
Несмотря на то что все были одеты в меховые костюмы, обуты в унты, а на улице всего около пяти градусов мороза, холод пробирался под теплую одежду и приходилось выходить наружу и делать разминку. Первым не выдержал прокурор, потом вышел Валентин. По-прежнему сыпал снег и дул восточный ветер, и это было на руку Иванкину: избежать лишних подозрений в умышленной симуляции.
Подремать Валентину все же удалось, с вечера, когда Чукча и Кукушка ещё долго бубнили, переключившись на политику; потом, когда все уснули, Валентин, словно напившись кофе, до утра не сомкнул глаз. Но чувствовал себя отдохнувшим, бодрым и готовым к схватке.
Чукча храпел всю ночь, и мороз ему был нипочем. Вначале Валентин думал, что он притворяется, но потом убедился - спит, водка ему пошла на пользу, успокаивала и освобождала голову от лишних дум. Хотя такие люди никогда не утруждают себя размышлениями и совесть их не мучит...
Едва забрезжил рассвет. Чукча перестал храпеть, заворочался, зевнул во весь рот с волчьим подвыванием и пошел наружу. Поднялся и Кукушка. Прокурор тоже, похоже, давно не спал. Как только охранники вышли наружу, позвал летчика:
- Валентин Васильевич, вы не спите?
- Проснулся. Замерзли?
- Есть малость. - Помолчал. - Что будем делать? Метель не утихает.
- Что-нибудь придумаем.
- Вы с этим... старшим охранником поосторожнее. Что-то он очень уж агрессивно настроен... И рожа у него бандитская.
- А он и есть бандит. Вам, как прокурору, следовало бы это заметить.
- Что вы хотите сказать?
Ответить Иванкин не успел: приоткрылась дверь и Чукча властно прокричал:
- Кончай ночевать! Выходи строиться!
Ветер швырнул пригоршни снега в салон и закружился, обдавая холодом и свежим, чистым дыханием. Прокурор то ли от испуга, то ли глядя на Валентина не пошевелился, и Чукча более требовательно, уже со злостью, повторил команду.
- Выходи, кому сказано. Будем принимать решение.
Прокурор приподнялся и в полусогнутом положении, будто в поклоне, пошел к двери, хотя по-другому он и не мог идти - мешал низкий потолок салона, но именно такое создавалось впечатление. Это взвинтило Валентина и настроило решительно; он передернул затвор пистолета, загоняя патрон в патронник, и сунул его в наружный карман куртки. Неторопливо направился к двери.
- Опять ты за старое, - стараясь быть спокойнее, упрекнул Чукчу. Если тебе приспичило по нужде, зачем на других орать?
- А ты собираешься неделю здесь дрыхнуть, ожидая хорошей погоды? Когда мы вылетали с прииска, была не лучше. Так что не хитри, запускай двигатели.
- Все сказал? Теперь послушай меня. Связаться по рации ни с прииском, ни с Златоустовском я не смог и вряд ли смогу. В баках вертолета керосина осталось на то, чтобы прогреть двигатели и подняться вот над этим леском. Если есть желание погибнуть героем в авиакатастрофе - пожалуйста. Потому слушай мой приказ: вы с Кукушкиным отправляетесь строго на восток. Доходите до первого населенного пункта, где есть телефон или радиосвязь, и вызываете подмогу. Когда привезут керосин, мы продолжим полет, подберем вас там, где вы будете находиться.
- Вона как! - усмехнулся Чукча. - Хитро. Но по-твоему не будет. Будет по-моему. Я тебе с первого раза, когда ты меня повез, не доверял. Предупреждал начальника, а он... Ты выжидал момента... Но я тоже кое-что предусмотрел. Теперь слушай мой приказ: вы с прокурором несете золото. По тридцать килограммов. Тяжеловато. Но мужики вы здоровые, выдержите. Мы понесем продукты. Тоже нелегко, и неизвестно, куда ты нас завез и сколько придется топать вот так, - он победоносно окинул взглядом с ног до головы Валентина, затем прокурора и предупреждающе положил руку на кобуру с пистолетом. Руки Иванкина с самого начала разговора были засунуты в карманы и правая нетерпеливо сжимала рукоятку "Макарова", держа палец на спусковом крючке. Еще перед отправкой в Афганистан летчиков обучали умению стрелять из положения "карман", а до Чукчи было не далее двух метров, и промахнуться мог только слепой или до смерти перепуганный. А Валентин был готов к такому развитию событий и не собирался упустить инициативу.
- Да вы что, - обратился умоляющим голосом прокурор к Чукче, поняв наконец, из-за чего назревал конфликт между летчиком и старшим охранником. - Это же преступление. Зачем вам...
- А ты помолчи, мент, - оборвал его Чукча. И кивнул напарнику на вертолет. - Полезай в салон и тащи золото, рюкзаки. Их вещички переложи в наши. А я пока покараулю их, - и Чукча с ехидной улыбочкой достал из кобуры пистолет.
Кукушкин услужливо бросился выполнять приказание, но властный голос летчика остановил его:
- Стой! А ты брось оружие! - Повернулся он к Чукче.