Шла шаша по соше (сборник)

Фиджи. Plantation Island. Вода слепит, как фальшивый бриллиант. С берега веет рестораном и тропическими цветами. У пристани десяток частных яхт. На них – загорелые, худые люди без возраста. Не знающие, какой сегодня день недели, месяц, год. Единственная забота – хороший ветер. Неужели я один из них? Нет… Да! Иначе откуда здесь моя жена – в шезлонге, с бокалом в руке? Спасибо тебе, Господи.

На соседней яхте возится с парусами типичный морской волк. Коричневый, сухой. Блондинистые волосы падают на лоб. Он пристально смотрит на меня. И вдруг я понимаю, что это Лёха Белешов. Беляш.

– Здорово, Лёша, – то ли вслух, то ли мысленно произношу я, почему-то я не смог назвать его Беляш. – Ты меня узнал?

– Конечно, узнал.

Он улыбается, протягивает руку.

– Что ж ты не спрашиваешь – откуда я, почему здесь?

– А я про тебя всё знаю. Закурим?

Он лезет в карман шорт. И я догадываюсь, какие вот-вот увижу сигареты.

И просыпаюсь.

Чужие родственники

Кому интересны чужие родственники? Тут своих-то еле вспоминаешь по большим праздникам. Или наоборот, когда они попросят у тебя денег. Бывают, однако, странные моменты – вдруг задумаешься ни с того ни с сего… Не о тех, которые насчёт денег. О других. Которым давно ничего не требуется. В последний раз это случилось, когда меня оштрафовали на триста долларов.

Я в целом законопослушный человек: сберкассы граблю только в розовых мечтах, одинаково боюсь и хулиганов, и полиции. Нет, полиции всё-таки сильнее. Ибо ни один тихий обыватель не гарантирован от малоприятных контактов с полицией. Более того, почти на них обречён. Общеизвестно, что блюстители всех стран любят прессануть именно тихого, законопослушного гражданина. Меньше хлопот, больше доход. С пьяного бомжа чего возьмёшь? Только микробов. Бандюга вообще может пристрелить. Зачем лишний риск, когда вот он – очкарик с портфелем? Ходячий шанс, лёгкая добыча.

В общем, оштрафовали на триста долларов за курение в неположенном месте. Есть у меня дурацкая особенность – вечно попадаю в неположенные места. Противиться этому утомительно, а главное, бесполезно. Если на двери написано «Посторонним вход запрещён» или, допустим, «Спецобслуживание», я не в силах пройти мимо. Страсть как любопытно: кто эти непосторонние? И как их там обслуживают? Хотя бы одним глазком. Как бы случайно. А вдруг откроется? Иногда я думаю, что и помру в неположенном месте. Не в больничной койке, как все нормальные люди. А где-нибудь под звёздами, например в мексиканской пустыне. Или на бразильском карнавале. Хотя нет, не стоит портить людям карнавал.

Между прочим, в этом закутке всегда курит народ. В то утро я оказался в компании старой бомжихи с узелком. От её самокрутки пованивало чем-то нелегальным. Вдруг – оппа! – двое из ларца. Девочка и мальчик в форме. Невысокие, крепкие. Лица стёрты, глазки тусклы. На поясах дубинки и прочие гаджеты общественного устрашения. Брюки заправлены в короткие массивные сапоги. Такими удобно бить лежачего по рёбрам. И сразу:

– Документы!

Бабушка, ловко поплевав на окурок, сунула его в карман. Затем углубилась в свой вещмешок.

Интересуюсь:

– А в чём дело-то?

– Тут курение запрещено.

– Но… все же курят. И знака нет.

– Документы. Быстрее!

Смотрю, рука на дубинку легла. Пришлось достать аусвайс. Мальчик в него долго и напряжённо вглядывался. Шевелил губами. Сверял что-то, переписывал. Тут его напарница говорит бомжихе ласково:

– Это ваш поезд?

– Мой.

– Можете ехать.

– А я? – спрашиваю – Это и мой поезд.

– Вам – штраф. Триста долларов.

– Но почему?

– Разговариваете много. Ещё слово – и будет четыреста.

Уже в спины им, чтоб не совсем потерять лицо, говорю:

– Ну, хоть эту сигарету можно докурить? Всё равно оштрафовали.

Медленно оборачиваются.

– Передумали ехать? Хотите у нас отдохнуть? Сейчас устроим.

И злобно смотрят, гады, всерьёз ненавидят. Я всегда беспокоюсь, когда на меня так смотрят. Сел в поезд и думаю: ну за что? Что я им сделал? Разве я у них отнял триста баксов? Может, их дрессируют так, чтоб сразу подавить, запугать, размазать оппонента? Но в моём случае это явный перебор. Ведь страх перед ними – в трёх поколениях – читается на мне крупными буквами. Что бы я ни говорил и как бы ни выпендривался. Нет, про три поколения это я зря.

Я вспомнил фотографию деда. Мама прислала её по факсу несколько лет назад. Долгое время считалось, что все его изображения утеряны. Но, когда умерла тётя Женя, в её архиве нашли этот снимок. Бабушка и дед сидят в позах манекенов. Плюшевая драпировка на заднем плане. Узнаваемый стиль провинциального ателье. И надпись в левом углу «Брест. Май, 1941».