Шла шаша по соше (сборник)

Когда бабу Леру хоронили, родственники по очереди целовали её в лоб. Вернее, целовали бумажный ободок на голове. Мне хотелось уклониться, трудно было даже смотреть на бабушку. Тут меня посетила дикая идея. Вместо целования положить ей руку на лоб, как она мне в детстве. И спеть «Котю, котеньку». Вот бы родня ошалела. Я не посмел нарушить ритуал. От бабушки пахло нехорошо – чужим. Будто нечто кое-как напялило её маску. Именно этого я боялся.

Третий эпизод. Отец перед сном читает мне книжку про Незнайку. Текст не везде понятен, однако мне нравится слушать. Я не задаю вопросов. Но вот он закрывает книгу.

– Всё, давай-ка спать.

– Пап, ну ещё…

– Ну, хорошо.

И он читает ещё, стараясь не показывать усталости. Отец часто работал допоздна. Авиационные двигатели испытывали круглосуточно. И он в этих испытаниях что-то там контролировал.

Наконец он сдаётся, и тогда я отбираю книгу.

– Я буду читать сам!

– Читай, – улыбается отец.

Затем я, полусонно таращась в страницы, листаю книгу, изображаю чтение. Уверен, что родители подглядывали за мной. Я слышал тихие разговоры и смех за дверью. Может, поэтому рано выучился читать.

Я думаю: отчего именно эти фрагменты сохранила моя память? Они всё меньше кажутся мне пустыми или случайными. Может, в них – сущность близких тогда людей? Бабушка кормит и поёт. Отец читает. Мама двигает, везёт. Действительно, отцу всегда хотелось, чтобы я много знал. Маме – чтобы я многого достиг. А бабушке – чтобы мне было хорошо. И если кто-то из них хоть отчасти преуспел, то это она. Баба Лера.

Сам отец невероятно много знал, хотя редко показывал это. Точно по китайской сентенции: знающий молчит, говорящий не знает. Информация была его тайным, странным удовольствием. Мне, допустим, безразлично, как называется красивый цветок. Полюбовался, и славно. А отцу было не всё равно. Иногда только – шутки ради – он угадывал по звуку, какой в небе самолёт. Ну, это профессия, ладно. Или по скрипичному пиликанью кухонного радио – что это третий концерт Сен-Санса. А потом ведущая объявляла: «Вы слушали третий концерт Сен-Санса для скрипки с оркестром си минор». И я понимал, что живу с инопланетянином. Помню, мама рассказала, как в бытность студентом отец купил годичные абонементы в филармонию и оперный театр. Прослушал и запомнил весь репертуар. Весь. Просто так, для себя.

А мама не сделала карьеру, хотя желание и шансы у неё имелись. У такой беззаветной перфекционистки не могло случиться иначе. Одно время её мощно продвигали. Но… Что-то тормозило её в последний момент. Думаю, страх. Назывался он по-разному. Трудно переезжать – это в Москву. Стыдно вступать – это, естественно, в партию. Дети то болеют, то ещё хуже – гуляют. Зато из меня с подстольного возраста готовили академика. Четвёрка в нашем доме оценкой не считалась. Но и за пятёрки не хвалили – как за итог ожидаемый и безусловный. В институте я сломался. Начал пить, связался чёрт знает с кем. И вскоре был отчислен за неуспеваемость. Удивляюсь, как мама не сделала харакири одному из нас. Или обоим.

Давно нет мамы, папы и бабушки. А эпизоды моего детства вроде как живут непонятно где, пока я шевелюсь и поскрипываю. Но что с ними будет, когда шевеление и скрипы закончатся? Исчезнут? Просто исчезнут?… Мало ли сгинуло явлений и фактов – для кого-то важных и особенных – вместе с их, так сказать, носителями. Нет, мои останутся. Потому хотя бы, что вы дочитали этот текст.

В Бангкоке дорогу не спрашивают

Собираясь в Бангкок, я получил два неформальных совета. Первый мне дал сетевой приятель Борис. Он много путешествует и знает – что, где и сколько. И почём отдадут. «Бангкок – это тебе не Сингапур, – сказал (вернее, написал) мне Борис. – Там клювом не щёлкают. За кошельком следи, особо если местные рядом. Достань карту понятную, что не гарантирует, но может сгодиться. На рикшей не садись – завезут к едрёне бабушке. И в такси не садись, надёжнее всего скайтрейн. Дорогу там не спрашивай, лучше вообще ничего не спрашивай». Не услышал я Бориса, а зря.

Ещё я прочёл в Интернете о том, что Бангкок – это всемирная кузница, житница и здравница секс-услуг. В том смысле, что много разнополых шлюх по цене заказчика и даже безвозмездно. Полов там семь, то есть человек может быть на две трети женщина, а остальное, так сказать, мужчина. Или наоборот. Но гондоны, то есть, пардон, кондомы, надо иметь свои – местные плохого качества. Зато мандавошки и гонококки, наоборот, очень хорошего. Этим советом я тоже не воспользовался. Вот уже много лет я путешествую только с женой. Во-первых, я её люблю. Во-вторых, она мне нравится. И наконец, она классно собирает чемоданы. Один я непременно что-нибудь забуду или прихвачу лишнее.