Шлак 2.0 (СИ)

— Я не полезу.

— Что значит… — он опешил. — Я приказываю! Лезь!

Меня закусило.

— Приказывать тварям в яме будешь. А я в эту нору не полезу.

Мы встали друг против друга. Фермер сжал кулаки, стрельнул глазами по сторонам, выискивая поддержку, однако на помощь ему никто не спешил, охранники ждали, что будет дальше. Аргон потирал руки в предвкушении интересного зрелища. Кто-то с верхних нар выкрикнул:

— Народ, наши фермеров раком ставят!

К проходу потянулись люди, засверкали огоньки планшетов. Меня узнали.

— Это Дон. Кровавый заяц!

— Дон, врежь ему! Наваляй ему, Дон!

Сегодня же чат будет забит кадрами моей стычки с фермером. Может я и совершал что-то неблаговидное, собирая беспомощных и отправляя их в Смертную яму, но фермеров не любили больше, и в создавшейся ситуации зрители поддерживали меня.

Фермер потянулся к дубинке. Он делал это нарочито медленно, на показ, словно рассчитывая, что я испугаюсь или одумаюсь. Зря рассчитывал. Я не стал ждать, и левым боковым врезал ему в челюсть. Технически удар получился не чистым, зато сильным и резким. Прав был Мёрзлый, утверждая, что отныне часть силы будет со мной всегда. Фермер влетел в стойку комплекса и осел. А меня затрясло. Взбрыкнувшее сознание требовало продолжения боя. В бешенстве я ударил ладонью по стойке, вскинул руки, зарычал. Народ в страхе отхлынул. Это добавило мне злости. Кому ещё врезать?!

И в этот миг я увидел Матроса. Он не двигался, просто смотрел на меня, скрестив руки на груди, а у меня на висках надулись жилы. Ведь это он избил меня и полуживого бросил в камеру. Почему бы не потребовать с него за боль и обиду?

— Матрос, кажется, нам есть о чём поговорить?

В зависшей тишине мой голос прозвучал вызывающе.

Матрос не шевельнулся.

— Всё хорошо, Дон. Мой сотрудник был не прав. Он не должен был приказывать тебе. Он мог только попросить, и тогда бы ты не отказал, верно? Значит, к тебе лично претензий нет.

Матрос говорил спокойно, движения его угрозы не несли, хотя мог приласкать меня по полной программе и отправить в яму на принудиловку, ибо я нарушил положение о статусе, поднял руку на старшего. Сознание перестало трепыхаться, кровь успокоилась. Чёрт, я взорвался, не имея на то никаких оснований, даже не имея нанограндов, всёго лишь из-за того, что не хотел лезть в эту вонючую нору. Мёрзлый просил вести себя тихо, а я вспыхнул, как спичка.

Матрос обернулся к зрителям.

— Чего собрались? Это не шоу. В яму хотите? Могу организовать.

В яму не хотел никто, народ начал рассасываться. Матрос вернулся ко мне.

— Дон, проверить нору всё-таки надо. Это должен сделать ты. Понимаешь почему?

Я понимал. Инцидент с синим фермеров так или иначе всплывет, ибо стукачей вокруг хватает. Меня могут привлечь к ответственности за драку и невыполнение приказа. Но если я проверю эту проклятую нору, тогда драку можно будет списать на случайный удар локтем или что-то вроде того. Матрос прикрывал меня. Так и должно быть, Матрос ходит под Дряхлым, Дряхлый ходит под Мёрзлым, я тоже хожу под Мёрзлым, значит, мы одна команда и должны помогать друг другу.

Я перевязал нос и рот банданой и полез под нары. Включил фонарик. Нора не широкая, ширины едва хватало, чтобы протиснуться, задевая плечами стенки. Клаустрофобия мне обеспечена. Вонь сразу стала осязаемой как в том анекдоте: не пахнет, но глаза щиплет. Хотя вру, здесь и пахнет, и щиплет, но лезть всё равно надо. Ход тянулся под небольшим уклоном, через несколько метров поворачивал влево и плавно перетекал в полусферическую камеру. Неведомые копатели постарались на славу. В куче тряпья и отходов сидели четверо. В свете фонарика лица казались сморщенными и серыми. Три женщины и ребёнок. Волосёнки всклокочены, щёки измазаны, непонятно мальчик или девочка. В самодельной нише трепыхался жидкий огонёк жировой лампадки.

Я протиснулся в камеру, сел. Дышать было нечем, просипел, сдерживая рвоту:

— Штрих-код предъявляем.

Провёл планшетом над протянутыми запястьями, проверил номера. Вся четвёрка — наши клиенты. Господи, даже ребёнок. Его каким боком к списку пристегнули? Все дети до четырнадцати лет должны проходить обучение в блоковых гимназиях, и независимо от возраста получают ежедневное пособие в двадцать статов и талоны на спецпитание. У меня над головой соседи родили четырёх огрызков и живут за их счёт, нехера не делают. Вот же жизнь…

Я не стал ничего говорить, развернулся и, работая локтями, пополз обратно. Выбравшись, задышал в бешеном темпе. По лицу катился пот.

— Что там, Дон? — спросил Матрос.

— Пусто. Только говно да тряпки.

Не знаю, почему я соврал. Никого из тех, кто сидел в норе, жалко не было. Но почему-то показалось, что они имеют право не быть пойманными, как и я, когда был зайцем.

— Ладно, продолжаем. — Матрос похлопал в ладоши. — Что стоим? Вперёд! Вперёд! Доноры сами себя на ферму не отправят.

Я поднялся, стряхнул грязь с коленей. От меня разило как от сортира. Аргон скорчил рожу, как будто его вот-вот стошнит, демонстративно зажал нос. Я огрызнулся:

— В следующий раз ты полезешь.