Я сместился к гряде, прижался боком к тёплому камню. Отсюда площадка перед разломом была видна лучше. За спинами караульных я увидел своих. Гном лежал на спине, скованный по рукам и ногам тонкой цепью, голова покоилась на коленях Алисы. Лицо разбито, я бы не узнал его, да только второго такого здоровяка в Загоне нет. Алиса гладила его по щеке, как когда-то меня, и он дышал спокойно и размеренно, но не спал, смотрел в темнеющее небо. Возле разлома, прислонившись спиной к стене, сидел Фломастер, тоже скованный, и вроде бы более-менее целый, только глаз подбит. Значит, без боя не сдались, элемент предательства отпадает.
Из разлома доносился сап. Караульные тоже потихоньку подлипали. Цымбал зевал, второй подцепил банку с кипятком, поставил на землю, начал дуть. До меня доплыл лёгкий запах душицы.
Пора как-то обозначить себя, дать знать своим, что не всё так плохо, как им сейчас кажется.
— Ку-ку… Ку-ку… — прокуковал я, делая ударение на первом слоге.
Ни Гном, ни Фломастер ухом не повели. Алиса насторожилась. Сигналы миссионеров она знала.
Цымбал повернул голову на звук и проговорил:
— Где-то близко совсем. Никогда так близко не слышал.
— На тебя решила посмотреть, хех. Спроси, сколько тебе осталось.
— Примета плохая.
— Тогда я спрошу. Я в приметы не верю… Кукушка, кукушка, сколько мне жить? — и приготовился считать года.
Я замолчал. Счетовод херов, нисколько тебе не осталось. Цымбал сухо рассмеялся:
— Ну что, ха-ха, всё?
— Тьфу на эту тварь пернатую, — сплюнул счетовод. — И на тебя тоже плевал, понял? Раньше меня сдохнешь!
Как же он расстроился. Но никто не заставлял его разговаривать с кукушкой, сам виноват.
Алиса наклонилась к Гному, шепнула что-то на ухо. Тот вздрогнул, приподнял голову. Фломастер посмотрел на них, Алиса взглядом указала в сторону кустов. Он начал ёрзать, причмокивать и, наконец, попросил:
— Эй, сторож, своди оправиться.
Молодцы ребята, верно оценили ситуацию.
— Под себя сходишь, — недовольно буркнул счетовод.
— Слышь, как под себя-то? Тут девушка. Неловко…
— Своди, — велел Цымбал. — Он обоссытся, а мне нюхать?
Счетовод нехотя поднялся.
— Вот какого хера я всё время вожу? Я что, нянька? Штаны им расстегивай. У меня доля меньше всех. Сами бы тогда и водили. А то нюхать им не хочется.
Цымбал взял ветку, поворошил угли. Сноп мелких искр приподнялся над огнём и сгорел.
— Ты чё мне-то на уши давишь? Разбуди Дыля и втирай ему свои претензии, он старший, не я. А мне твой плачь слушать ну совсем не интересно.
— Интересно, не интересно. Умные. Всё только я. И пожрать приготовь, и пипирку подержи. Нашли крайнего…
Продолжая бурчать, счетовод ухватил Фломастера за ворот, вздёрнул на ноги и подтолкнул в спину:
— Иди, ссыкун.
Я передвинулся за куст, встал на колено. Хрустнула ветка, зашуршала сухая листва, звякнула цепь. Звук шагов становился ближе… ещё ближе… Прошёл Фломастер. Цепь позволяла ему делать только семенящие шажочки, поэтому двигался он медленно. За ним появился счетовод, не переставая бубнить что-то себе под нос. Я бесшумно встал у него за спиной, обхватил за шею, сдавил и резко дёрнул вниз. Фломастер развернулся и головой попытался ударить его в грудь. Это уже лишнее. Лучше бы просто стоял в стороне и не мешал.
Хрустнули позвонки, счетовод обмяк. Фломастер судорожно вздохнул. Глаза блестели.
— Дон, ну ты… Как ты догадался? Они тебя утром ждут.
Я приложил палец к губам.
— Сколько их?
— Семь, — Фломастер посмотрел на дохлого счетовода и поправился. — Шесть.
— Остальные где?
— У костра один. Остальные в пещере. Она тесная. Туда бы гранату, всех разом накроешь. Главное, того, что у костра, по-тихому снять.
Это уже не проблема, один на один всегда проще.
— Ждёшь три минуты и возвращаешься.
Я легко поднялся и скользящим шагом обошёл площадку с костром. Цымбал всё так же помешивал угли. Когда в круге света появился Фломастер, он поднял голову и ухмыльнулся:
— Чё как долго? Долбили друг друга что ли? А ещё жалуешься, что доля маленькая, — он присмотрелся. — Э, а чё один только…
Я всадил нож ему под лопатку. Двадцать сантиметров эксклюзивного клинка от брата Гудвина пропороли сердце, и Цымбал вряд ли успел сообразить, что умер. Я аккуратно положил тело на землю и в два прыжка оказался у расщелины. Достал гранату, дёрнул чеку и бросил в середину. Раздался хлопок, из расщелины вырвался столб пламени. Короткая вспышка осветила деревья, холм. Я вскинул калаш и выпустил вдогонку весь магазин.
Когда шум стих и дым рассеялся, заглянул в расщелину. Никакого шевеления, только скрюченные тела и разбросанные вещи. На всякий случай осмотрел трупы, мало ли, бывает, что и мёртвые оживают, Мозгоклюй в контракте под это дело специальный пунктик ввёл.