Шлейф

Зато пандемия благотворно влияет на фауну. В венецианские каналы вернулись лебеди, а на центральные улицы Хайфы — кабаны. Флора индифферентна к безлюдью и многолюдью, у нее все по погоде. Как и прошлой весной, в серо-зеленых кронах олив поблескивают новорожденные светло-зеленые листья, глядят из каменных пор бледнолицые цикламены, а на траве, испещренной красными крапинками анемонов, сверкают капельки росы.

Этот кусок земли она знает как облупленный. Вот дерево личи. Впервые увидев его красные пупырчатые плоды, она не удержалась и съела пригоршню. Ничего не произошло. Но Арон попросил ее больше так не делать и подарил книгу о растениях Израиля. Дерево оказалось китайским.

Еще до пандемии она сдала перевод статьи с французского на иврит о юном и необычайно одаренном художнике из Польши, прибывшем в Париж по приглашению мецената. После посещения Лувра юноша впал в безумие. Меценат поместил его в частную клинику для душевнобольных, которая, как ни странно, находилась рядом с Лувром. При виде ящика с красками, которые меценат доставил в палату, юноша зарылся лицом в подушку. «Рембрандт, Рембрандт…» — плакал он. Амбиции юного эго мог бы смирить мудрый разум, но юность и мудрость несовместимы. Полностью же уничтожить амбиции — значит отказаться от собственного «я», не привносить ничего своего в избыточный мир. И тут провидение насылает краски. Или чемоданы…

Ах, сердце мое прыг-прыг-прыг,

И тик-тик-тик, и дрыг-дрыг-дрыг.

Ах, сердце мое тук-тук-тук,

Когда я вижу вас, мой друг.

Любимый голос. Как бы застучало ее сердце, если бы сейчас в этой роще появился Алексей Федорович…

— Это песня синички по имени Лялечка. В младенчестве она выпала из гнезда. Она подпрыгивала и отчаянно махала крыльями, ведь летать она не умела. Но крылья махались неодинаково, птичка заваливалась то налево, то направо и жалобно пищала. Это был писк великой певицы. Позже, когда она подросла, мы отправились с ней в Берлин на гастроли. Увидев вашего покорного слугу с птичкой на лысине, публика затаила дыхание. «Не пробуждай воспоминаний минувших дней, минувших дней», — пел я басом, а синичка запрыгивала на микрофон и продолжала писклявым голосом: «Не возродишь былых желаний в душе моей, в душе моей…» Фурор! Вызывали на бис сто раз.

— Сто раз?!

— Вру, 99. На сотом у Лялечки заклинило нижний регистр писка. Надеюсь, ты продолжаешь петь?

— Алексей Федорович, за кого вы меня принимаете?

— За тебя.

— Но меня нет.

— Что за чепуха! Ты — отрада души моей.

Без суда и следствия

«Душа отравлена. Вероятно, в меня вселился злой дух. Может быть, вы встретите на воле какого-нибудь колдуна, который его изгонит? Другого способа выздороветь как будто нет. А между тем мне очень хотелось бы с вами пожить здоровым и веселым. Прощайте, ребята, милые. Не забывайте бедного ништяка».

Санитар тюремной больницы передал Давиду записку и велел писать ответ.

«Вовик, освобождение грядет в считаные дни. Задействован верный товарищ, слово его — закон. Жду тебя на свободе — пришли гранки первого тома».

Владимир Абрамович перечитал записку несколько раз. Чушь. Даже Господь Бог не выпустит на волю без предварительного следствия. Какой уважающий себя юрист поверит в эти байки? Ясно, он нужен Давиду для вычитки «Хроник», ему же нужен колдун. И не тот, что бродит по обрывкам книжных страниц, а живой, настоящий.

«Время от времени пробегает леденящая мысль о конце мира, и все с ужасом прислушиваются к страшному известию…» Не вернула ли нас советская власть в то время, о котором пишет Яков? Если подумать, строгие формы Средневековья родились из доклассического периода греческого искусства; их упрощенчество и целеустремленность убили живое искусство Византии. Советская эпоха Возрождения смотрит на нас лицами черных квадратов, крученые формы барокко упростились до винта спирали. Эстетика скудных средств. Новое Средневековье.

Демоническая епархия

Больницу закрыли на карантин, в отделении остались одни хроники. О них пекутся медсестры и санитары. От нечего делать Арон занялся писательством.

«Из кабинета проще выйти в ZOOM, нежели в туалет. Для эфира скафандр снимать не надо. А чтобы пописать, надо снять все: пластиковый шлем, защитный халат, бахилы, короче, полностью раздеться, после чего облачиться во все чистое и надеть новую маску… С утра до 12 не пью. В обед проделываю вышеописанную процедуру, пью кофе и курю первую трубку, не покидая кабинета. Даже в сад лень выйти.