Шлейф

— Нет. Нормальный процесс оглупления. В истории человечества такое случалось не раз. Не все родились в эпоху Леонардо.

Черты русского человека

Федя рассержен. В Теребуни его никто не ждал. Пешком десять верст не осилить. Возник вопрос, кто бы свез. Да никто по такой погоде не соглашался.

«Из того, что я русский, мне мало выходит утешения, т. к. хочется быть чем-то иным. Я бы с болью вырвал из груди своей то место (если бы оно существовало), где заложены черты русского человека. Вот уже поистине проклятая наследственность».

Презирать людей не стоит, но и хвалить погодить. И все ж нашелся человек — бесхитростный дед Антон. Он и в Бога верует, и в Царя, но ради зятя коммуниста печалится победам белых в Кронштадте. По дороге дед Антон сообщил плохую новость: верх ихнего дома снесен и свезен на лом. Не жилище, а Куликова мыза.

Избенка, и впрямь ничем сверху не покрытая, все же стояла на месте.

Бабушка его зацеловала, дедушка тоже. В общем, все были рады.

Мать поведала ему свои тревоги в связи с кронштадтскими событиями. Отец и мать сказали, что в Видонях уже почитай невмоготу жить: сена нынче не хватило, а потом, что весьма вероятно, и хлеба не станет хватать. Надо пользоваться моментом и урвать земли у эстонцев.

«В общем расчете экономического характера отец развил дальнейшие планы: на Неменах нынче яровое, земля хорошая, разделанная, и можно думать, что в хлебе недостатка не будет. В Тягунцах же, куда представлялась возможность ехать, можно просчитаться в урожае, а тогда хоть волком вой. В Неменах он мечтал поселиться с краешку и в случае неладов отделиться. Но явились кронштадтские события, и все, кто вместе с ним собирался теснить эстонцев, пошли на попятную. Хотелось прийти к соглашению и кончить волынку, да не вышло. Решили строиться каждый сам по себе, и, если помогать, то по взаимному согласию. Проволочки эти нервно расстраивали отца, единодушно избранного организатором, и он корил мать: «Это все ты виновата — втянула меня в содом».

Федя осип, видать, в телеге надуло, и из-за потери голоса отказался посещать супретки, крутить с той, которую предписывала ему деревенская молва. После двух отказов с его стороны последовал разрыв, хотя на третьи игрища он ответил согласием. Не предполагал он, что народ тутошний такой щепетильный и что раз не взял девку на песни, это все равно что по уху дал.

К тому же девка эта кого-то имела, а он был настроен на серьезное чувство, без мытарства и ухажерства, что не вяжется с идеей любви. И все же раздразнила она Федю, и он произвел попытку. В финале он послал ее на те три буквы, на которые она сперва уселась, задрав до пупа юбку, и когда вот-вот уже, — соскочила, как щука с крючка.

Но при чем тут русские?

«А при том, что они единственные пошли на такой эксперимент как советская власть, да только голодным и раздетым трудно признавать полезность такого дела. Но, даже если он будет неудачным, можно наметить несколько положительных штрихов.

1. Несомненно, в деревне пробудился интерес к политике, науке. Читают газеты. Слушают ораторов. Сами пытаются говорить. Знакомы с собраниями. Горячо обсуждают аграрные вопросы. Если после коммунизма будет власть лучше, они вдвойне будут счастливы своим положением и сознанием, что были участниками событий, если власть окажется хуже — оценят коммунизм». 2. На ошибках люди учатся. Будущее поколение постарается иначе провести социализм.

Из ошибки с девкой Федя выводы сделал, а из полезного вышло одно — приставить упавшую ограду к сельсовету.

Одним на земном шаре нам будет трудно

Деревня с котомками и город с чемоданами пока еще не выработали единую походку, шли вразброд.

Вечерело. Сыновья Якова Абрамовича поджидали берлинский поезд на платформе.

Блистали снежинки на рельсах под лучами только что зажегшихся фонарей. Сновали разносчики газет, бабы торговали горячими бубликами.

Поезд, на котором должен был прибыть родитель, опаздывал.

— Все-таки надо выяснить, в чем дело, — переминался Володя с ноги на ногу. Холодно. И сколько еще ждать? Он же специально прибыл из Москвы, чтоб устроить отцу сюрприз.

— В столице, небось, кальсоны не поддевают, держат фасон… Вот и мерзнешь, как заячий хвост, — подтрунивал Анатолий над младшим братом. — Ничего, — похлопал он его по плечу, — вот займем место на международной арене…

— И что тогда? — спросил Володя, доставая портсигар из внутреннего кармана пальто.

— Заработает диспетчерская служба с заграницей, будет сообщать о задержках. — Вот ты куришь на людях, — вздохнул Анатолий, глядя на брата с папиросой во рту, — а моя прячет мундштук в лифе. Чуднáя женщина, хочет детей. Я — нет. Крайне занят.

Толя — человек-молния. Сверкал на фронте, во время Октябрьской революции и при обороне Петрограда от Юденича, на II съезде Советов… Университет за два года закончил. Три европейских языка, китайская история… Не до детей ему.