Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях

Слыша эти выдумки простого народа, я только смеялся. Потом полюбил навещать одинокое пристанище старца, порой беседовал с ним по нескольку часов; осенней порою слушал, как шумели над крышей его хаты старые ели, смотрел на его лицо, на котором всегда присутствовала весёлая усмешка. Под его окошком на песчаном пригорке среди сосен жил большой выводок чёрных кроликов, которые то прятались под землёй, то вновь выскакивали из своих нор. Глядя на всё это, я чувствовал в себе какие-то перемены, и душа моя погружалась во мрачные думы.

Амелия не хотела его видеть и не любила, если кто-нибудь вспоминал о нём; я, наоборот, с удовольствием беседовал с ним, и через несколько месяцев он получил надо мной такую власть, что я верил всему, что бы он мне ни сказал.

Однажды в конце сентября перед самым закатом солнца захожу в хату старца; за стеной выл осенний ветер, он, опершись на руки, смотрел на своих кроликов, которых было полным полно и в доме, и на дворе. Заметив меня, он встал с места и сказал:

— Странно, за всё то время, что живу в имении пана, обойдя все тутошние места, видел я в лесах разные деревья, а вот дубов поблизости совсем нет; лишь за несколько вёрст отсюда нашёл два столетних дерева этой породы, а вокруг молодые деревца, которые, я думаю, выросли из желудей, что раскидал там ветер.

— Я совсем не замечал этого, — отвечаю. — Для хозяйственных нужд у нас хватает и иной древесины.

— Для использования хороши вяз и берёза, но что может быть прекраснее, чем видеть дубовую рощу? Эти деревья растут веками, и я советовал бы пану, прямо сейчас, осенью, приказать выкопать их и посадить на пригорке, который виднеется позади пруда в парке, и на котором сейчас не растёт ни одного дерева.

— Много лет придётся ждать, покуда они вырастут большие, и, верно, не доведётся мне увидеть на том пригорке высоких раскидистых дубов, ведь жизнь человеческая очень коротка.

Он сурово посмотрел на меня, так, что дрожь пробежала по телу, и, будто издеваясь, повторил мои слова:

— Жизнь человеческая очень коротка… Но к чему думать об этом? Пан ещё молод, у него хорошее здоровье, лет сто будешь жить на этой земле и в сени тех дубов веселиться с приятелями. Отбрось все печальные мысли, ты — пан, и всё должно служить для твоей пользы.

Я послушался его совета. На другой день приказал садовнику идти к старцу, который живёт над рекой возле елового леса, чтобы тот показал молодые дубки, которые надо перенести в парк и посадить на пригорке.

Садовник, услышав мой приказ, испугался, побледнел и сказал изменившимся голосом:

— Откуда пану пришли эти мысли? Дубы не цветут, и от плодов их нет никакой пользы; для украшения парков больше подходят липы, их и стоило бы посадить на том пригорке.

— Я твоего совета не просил, — сказал я. — Слушай, что приказано, и исполняй.

— От стариков я слыхал, что тот, кто сеет жёлуди или сажает дубы, и года не проживёт.[214]

— Если ты ещё раз, — говорю, — повторишь мне эти глупости, то прикажу дать тебе пятьсот розг. Иди, делай, что велено.

Садовник, боясь дальше говорить со мной, вышел опечаленный и искал случая просить мою жену, чтоб она уговорила меня отказаться от моего намерения.

Вечернею порой, когда я на некоторое время покинул дом, он сам не свой зашёл в комнату к Амелии, со слезами на глазах упал ей в ноги и всё рассказал.

Когда я вернулся, Амелия встретила меня с улыбкой и сказала:

— Генрик, с чего ты решил сажать в парке дубы? Я не вижу в этом ни надобности, ни красоты. Бедный садовник пришёл ко мне страшно опечаленный, сказал, что от их пересадки наступит большое несчастье, ибо это дерево забирает силы у того, кто за ним ухаживает, а от этого укорачивается жизнь. Знаю я, что суеверия происходят от непросвещённости, но разве имеем мы право жестоко обращаться с людьми за то, что им не было дано должного образования? Надо употреблять более мягкие способы, чтоб отучить их от глупых суеверий, ведь чинить несправедливость ближним своим великий грех.

— Как вижу, — сказал я, гневно взглянув на неё, — ты такая же, как садовник; собралась защищать глупость, но напрасной будет твоя протекция.

— Верно, тот ужасный старец дал тебе этот совет; ну так поручи ему самому занять место садовника, пусть сделает всё это собственными руками, ибо всё равно целыми днями ничем не занимается, лишь бродит по полям и лесам.

— Люди мои. Как мне пожелалось, так и должно быть.

Когда я это сказал, из глаз Амелии ручьём потекли слёзы, и она сразу ушла в другую комнату.

Садовник, видя, что его надежда не оправдалась, привёз из леса молодые дубки и посадил их на назначенном месте. После этого он был всё время грустным; напрасно остальные убеждали его, что дубы не имеют никакого влияния на здоровье человека, он всё сох, силы его покинули и следующей весной, едва только те деревца покрылись листвою, он печально окончил свою жизнь.

После смерти садовника, когда я рассказал старцу о простоте этого человека, о его предрассудках и слабости характера, — тот глянул на меня, наморщил лоб, будто в знак презрения, и сказал: