Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях

— Ты, милостивая пани, не знаешь ни веры, ни любви к ближнему, — сказал дядя с гневом. — Жалеешь для людей хлеба, забывая о том, что всё, что у нас есть — от Бога, и за дары земные приобретаем мы спокойную совесть и надежду на доброе будущее. На тот свет мы с собой ничего не заберём, и тяжко грешат алчные, что не верят в Провидение Господнее.

Панна Малгожата вышла из комнаты. Мой дядя обратился к слепому Францишеку:

— Слышишь, пан Францишек, как порой люди жалеют чужого, а своё им, наверно, вообще дороже жизни. Им кажется, что они никогда не умрут; на целую вечность хотят обеспечить себя на этой земле. Не так думали мои родители, царствие им небесное. Помню, когда мне было ещё не больше восемнадцати лет, мой отец купил в Полоцке сукна, локоть стоил тогда пять злотых,[170] приказал пошить мне капот,[171] дал пояс и сказал такие слова: «Иди по свету, ищи свою судьбу, твои предки не оставили нам имения, и нам нечего оставить тебе в наследство. Благославляю тебя, зарабатывай на кусок хлеба и будь добрым человеком: Провидение Божие тебя не покинет. Люби ближних и живи в согласии с людьми. А коли встретятся тебе в жизни горести, сноси их терпеливо. Станешь служить, будь верным и трудолюбивым, всегда помни пословицу: как постелешь, так и выспишься. Коли милосердный Бог даст тебе хорошую судьбу и сделает распорядителем своих земных даров, не жалей их для ближних, помни, что милостивые помилованы будут и унаследуют царствие небесное[172]».

Потом, увидав слёзы на глазах моей матери, сказал:

— Ты не плачь, милостивая пани, он в молодости потерпит, и будет счастлив.

Приняв благословение и всегда держа в памяти отцовский наказ, с узелком за плечами и с посохом в руке оставил я родительский дом. Перво-наперво направился к комиссару[173] князей Огинских просить протекции. Тот принял меня на службу, приказал приучать руку к письму и учиться регистратуре. И я в скором времени понял весь этот порядок, своей старательностью всегда старался заслужить хорошую репутацию. С интересом слушал разговоры о хозяйстве и, когда уже почувствовал, что и этим могу заняться, попросил пана комиссара, чтоб через его инстанцию получить место эконома в каком-нибудь княжеском фольварке.

— Ты ещё молод, — сказал комиссар. — Чтоб вести хозяйство в имении, одного старания мало, нужно иметь побольше опыта, хорошо знать свойства земли, где какое зерно посеять, знать время, когда сеять горох, пшеницу, ячмень или овёс, а что трудней всего: предвидеть перемену погоды, когда настанет час сенокоса. О! тут хозяину надо показать разум, чтоб скошенная трава не сгнила на лугах.

— Добродий, — говорю я, — ведь каждый же хозяин учился на практике, а коли не хватит мне прозорливости в каких-нибудь трудных делах, спрошу совета у людей, которые старше и опытней.

— Хорошо, пан Завáльня, — сказал комиссар. — Поговорю об этом с князем, только смотри, чтоб мне не пришлось краснеть за тебя.

— С Божьей помощью оправдаю рекомендацию пана комиссара.

Вскоре мне дали место эконома в имении Могильно.[174] Назначили мне тридцать талеров[175] годовой пенсии, позволили держать пару лошадей специально для разъездов по деревням, и я приступил к своим обязанностям с великим усердием, чтобы оправдать рекомендацию пана комиссара и заслужить хорошую репутацию и благосклонность у князя.

Милосердный Бог благословил мои труды, заботы и старания. Наступило лето; на полях всё уродилось хорошо, жито выросло такое густое и буйное, что когда человек шёл по дороге через ржаное поле, то едва можно было увидеть его шапку. На пшеницу, овёс и ячмень любо было глянуть. Всюду колосья качались на ветру, будто волны на озере.

Однажды, когда солнце уже клонилось к вечеру, был я на лугу, где работники проворно сгребали сено. Я хотел, чтобы ничего не оставалось на завтра, ибо над лесом показались тучи, и вдалеке слышался гром. В это время князь на коне возвращался с охоты через имение Могильно и тешился, видя всюду на полях хороший урожай. Он подъехал к работникам, и слышу я — зовёт меня к себе:

— Пан Завáльня! Пан Завáльня, подойди, милостивый пан, ко мне!

Я, как мог быстрее, подбежал к нему.

— Очень меня всё радует, — сказал князь. — Ты старательный и хороший хозяин; любо посмотреть — в этом имении урожай намного лучше, чем в остальных.

— Милость Божья, ясновельможный князь, — отвечаю, — лето тёплое, и дождик довольно часто орошал землю. Надеюсь, и обмолот не подведёт, жито отцвело хорошо.

— Это правда, что лето хорошее, но при этом вижу и большую старательность. Спасибо, спасибо, пан Завáльня.

Сказавши это, князь поехал дальше, а я вернулся к работникам.

Через несколько дней после того случая комиссар поздравил меня, ибо князь приказал прибавить к моей пенсии ещё десять талеров. С тех пор, получая ежегодно сорок талеров, я мог жить спокойно и родителям своим помогать, покуда Бог позволил им жить на этом свете.