– Не скажу.
– Гм, но не могу же я казнить подданного, не зная, в чем его вина, – усомнился король. – Может быть, крошка шепнет мне на ушко, чем так рассердил ее этот мужлан?
Мадам зарделась и шепнула.
– А-а, это совсем другое дело! – сказал король. – Надо же... А ведь такой ладный, крепкий на вид.
Кавалеру отрубили голову. В те годы от лиц приближенных к престолу требовалось качеств больше чем, теперь. И спрашивали с них жестче.
У великого математика Ньютона была бездна достоинств.
Во-первых он оригинально мыслил. Когда его кошка родила двух котят, он приказал прорезать в двери рядом с дыркой, через которую ходила мать, еще две дырки поменьше.
– Им хватит одной, старой! – сказала служанка.
– Во всем должен быть порядок и ясность, – объяснил он ей. – И во Вселенной и в доме.
Для того, чтобы вывести закон всемирного тяготения работал почти десять лет.
Когда на Ученом совете доложил суть открытия, председательствующий спросил:
– Какие будут вопросы к докладчику?
Встал один нахальный академик и сказал:
– И это называется закон? Земля тянет вниз, все на нее и валится. Дураку ясно... Вы долго над ним работали?
Ньютону стало неудобно: отвлекаешь внимание занятых людей какими-то пустяками.
– Да нет, – смущаясь, ответил он, – ерунду, самую малость. Сидел однажды в саду, вдруг вижу – яблоко с дерева – бряк! Тут всякий бы сообразил.
Такой ответ очень понравился и Ньютону не набросали черных шаров.
Так же тихо, скромно он понаделал столько открытий и вывел столько законов природы, что правительство ахнуло, ему дали дворянство и избрали в палату лордов.
Среди баронетов и герцогов он несколько лет просидел молча и вдруг однажды попросил слова.
Лорды заволновались, некоторые даже привстали со своих мест. Пресса, если она была в то время в этом месте, заточила перья. Ну вот, сейчас он скажет такое!..
– Закройте, пожалуйста, форточку, тут очень дует! – сказал ученый.
Вся Англия взвыла от восторга.
Человечество давно интересовал вопрос: "Совместимы ли гений и злодейство?" Может ли преступник создавать прекрасное?
Первыми на практике это проверили чиновники персидского царя Дария.
– Наскальный рельеф в честь вашего триумфа? Чтобы в пол горы и ни снизу ни сверху вражьей руке не дотянуться? Будет сделано... А ну, пригнать сюда полторы тыщи преступников. Каждого привязать на веревку, спустите со скалы. Пускай висят и высекают. Как свое отваял, веревку обрезать, пускай летит вниз. На одних харчах сколько сэкономим!
Рельеф, гигантский, поражающий воображение изваяли. Правда, тут трудно понять, кто были преступниками, да и имя автора затерялось.
В более близкие к нам времена вклад в решение этого вопроса попытался вложить римский император Август. При его дворе мотался поэт Публий Овидий Назон. Это был безусловно выдающийся поэт, но черт его тянул за язык и помимо классических сюжетов он изредка задевал злободневные темы. Так однажды возьми и напиши:
– Жестокая мачеха готовит смертельный яд...
И – бац! – умирают сразу все законные наследники Августа. Остается одна бездетная жена императора. Молва утверждает...
Тут, конечно, поднимается шум. Жена кричит: "Я так это не оставлю! Это что за намеки?" Август говорит: "Опять этот поэтишка! Прямой какой-то государственный преступник. Сошлем-ка его подальше к диким готам. Посмотрим, сможет ли он там писать свои коварные стихи?"
И грузят поэта на корабль и увозят к чертовой матери на самый край римской земли. И там поэт бродит среди черноморских ковылей и овец, бормочет свои чудесные гекзаметры и умирает.
Однако, тут мы должны признаться, что эксперимент поставленный императором тоже не был чистым: какой же Овидий законченный преступник?
Тут нам на помощь приходят почти что наши современники – музыкальные критики, которые жили в одно время с композиторами Моцартом и Сальери.
"Итак, приступим, – решили они. – Ну с Моцартом все ясно, а вот Сальери: сможет ли он сочинять музыку, если заставить его совершить преступление? Сможет ли он, подлая душа, создавать после этого прекрасные симфонии?"
И они покупают в аптеке яд и подсовывают этот яд Сальери.
– Вы только подумайте, – нашептывают они, – ваш друг Моцарт совсем обнаглел – тридцать вторую симфонию валяет. С пяти лет гаденыш сочиняет. Сколько можно? А такие как Вы – в тени. Вот вам пакетик, щепоточку в рюмку и порядок.
Далее мнения историков расходятся, но по нашему глубокому убеждению Сальери, хотя и завидовал Моцарту и писал не в пример хуже, от такого гнусного предложения наотрез отказался.
– Ну, надо же! Тема горит, – долго сокрушались музыкальные специалисты. – Прямо хоть обоих трави.
На их счастье Моцарт простудился и умер.
И вот тогда они не растерялись: быстренько распространили слух – Моцарт отравлен. Кем? Сальери. И сразу же их научная тема приобрела результат и законченную форму: "Гений и злодейство несовместимы".
Между прочим, музыковеды яд в аптеку так и не вернули.