Шляпа, полная небес

– Ты упустила победу, – раздался за ее спиной резкий голос. – Она была у тебя в руках, но ты просто упустила ее. И как тебе это нравится, Тффани? По вкусу ли тебе унижение?

– Вот что, Аннаграмма, – заговорила Петулия, яростно тыкая пальцем.

Тиффани успокаивающе взяла Петулию за руку. Затем она повернулась и радостно улыбнулась Аннаграмме.

Вот что ей хотелось сказать Аннаграмме: «Там, откуда я родом, мы устраиваем состязания пастушьих собак. Пастухи приходят со всех концов, чтобы показать своих собак. И в награду они получают серебряные посохи, пояса с серебряными пряжками и всякое другое, Аннаграмма, но знаешь ли ты, что считается самым главным призом? Нет, откуда же тебе знать. О, состязания судят судьи, но не они присуждают главный приз, тут они не считаются. Там есть… была одна маленькая старушка, которая всегда стояла впереди толпы, облокотившись на перегородки, и курила трубку. А у ног ее сидели две наилучшие пастушьи собаки, которые когда-либо рождались. Их звали Гром и Молния и они двигались так стремительно, что могли бы поджечь воздух, а сияние их шерсти затмевало солнце. Но она никогда не выставляла своих собак на состязания. Она знала об овцах даже больше, чем сами овцы о себе знают. И что на самом деле хотел каждый, каждый молодой пастух, так это не дурацкий кубок или пояс, но чтобы когда он покидал арену, она вытащила бы трубку изо рта и тихо сказала: „Сойдет“. Потому что ее слова означали, что ты настоящий пастух и все узнают об этом. Но если бы ему предложили состязаться с ней, он обругал бы тебя и сказал, что скорее заплюет солнце до черноты. Да и как ему победить? Она была душой пастушества. Это было ее жизнью. Что ты отнимешь у нее, ты отнимешь у себя. Ты не понимаешь меня, верно? Она была сердцем, душой и состредоточием пастушества! Душой… и… сосредоточием!»

Но толку от ее слов не было бы и потому она просто сказала:

– Ох, да замолчи уж, Аннаграмма. Пойдемте посмотрим, не осталось ли там еще булочек!

Где-то в вышине закричал ястреб. Тиффани подняла голову.

Высоко в небе птица развернулась по ветру и начала долгий спуск домой.

Они всегда были там.

Дженни лежала около своего котла. Внезапно она открыла глаза, вскочила на ноги и воскликнула.

– Он вертается! – И яростно замахала наблюдающим за ней фиглам. – Да что вы тут стоите, вытаращив очи! – скомандовала она. – Пимайте кролика и изжарьте его! Разведите костер! Да воду скипятите, я выкупатися собираюсь! Да гляньте-ка по сторонам, тута просто помойка! Ну-ка приберитеся! Мне треба чтоб туточки все сверкало к возвращению Большого клана! Гэть за Овечкиным Особливым Наружным! Да нарежьте зеленых веток, падубка там али тиса! Да золотые тарелки вычистите, чтоб все сияло! Да что вы стоите тута?

– Ээээ, с чего нам починать треба, кельда? – нервно спросил какой-то фигл.

– Со всего!

Они заполнили горячей водой суповую миску, что служила ванной для кельды. Вместо мочалки у нее была старая зубная щетка Тиффани. Пока она мылась, фиглы старательно наводили порядок, каждый на свой лад, и ароматы жарящегося кролика заполнили курган.

Дженни надела свое лучшее платье, причесалась, подхватила шаль и вышла наружу. Почти час она стояла у входа, не сводя глаз с далеких гор, пока в небе не показалась точка, которая становилась все больше и больше.

Будучи кельдой, она поприветствует воина, возвратившегося домой. Будучи женой, она расцелует мужа и пожурит его за долгое отсутствие. Будучи женщиной, она таяла, испытывая облегчение, благодарность и радость.

Глава четырнадцатая Королева пчел

Прошла неделя, и как-то в полдень Тиффани отправилась навестить Бабушку Ветровоск.

Напрямую лететь до нее было миль пятнадцать и, поскольку Тиффани так и не приспособилась к полетам, ее отвезла мисс Левел. Метлой управляло невидимое тело мисс Левел, а Тиффани просто лежала на метле, вцепившись в нее руками и ногами, она бы вцепилась в нее и ушами, и коленками, если бы могла. В полет Тиффани прихватила с собой бумажный пакет, потому что никому не понравится, когда с неба на вас вдруг кого-то стошнит. Еще у нее с собой был большой мешок из дерюги, который она очень бережно придерживала.

Всю дорогу Тиффани не открывала глаз, пока свист ветра не затих и звуки не подсказали ей, что они спустились к земле. Мисс Левел была очень внимательна, когда Тиффани упала, потому что у нее свело ноги, оказалось, что метла висит над толстым слоем мха.

– Спасибо, – сказала Тиффани, вставая, потому что даже с невидимыми людьми стоит проявлять вежливость.

На ней было новое платье. Зеленого цвета, как и старое. Запутанный мир любезностей, обязательств и подарков, в котором жила и которым заправляла мисс Левел, предоставил ей четыре ярда отличной ткани (за то, что роды у мисс Торопыги прошли как по маслу) и несколько часов шитья (больная нога миссис Хантер начала поправляться, спасибо). Черное платье Тиффани вернула в лавку. Она решила про себя, что будет носить черное, когда состарится. Но сейчас ей черноты хватило.