Шляпа

«Утром дикое меня разобрала ярость, – сказал Саша, – Говно, думам, буду я полное, если на свободе не пошевелю рогами. Зою расстроил, в долг там набрали хрен знает сколько, надеялись отмазаться видиком, да и здесь неохота было висеть на шве у друзей… Я – натуральный лох. Зойка рыдает, что пойдет на панель или добьется позирования у Эрнста Неизвестного. Ну уж нет, говорю, такого не будет даже через мои труп. Надрался с горя и, к счастью, вспомнил любимого своего О. Генри. Нет, думаю, на свободе я пропадать не желаю. Свобода – это, кроме всего прочего, выбор возможностей. Я ведь, раззява, артист, а не шляпа, полная говна собачьего. Стою я все ж таки тут чего-нибудь или не стою, елки-палки-моталки? Свобода и полное отчаяние с адской безнадегой, скажу я вам, включают в таком человеке, как я, все запасные и тайные источники энергии. Вот я взял и предпринял все это дело. Врежем, давай, за свободу!.. Остальное ты видел своими глазами. Я ведь тебя засек в последний момент. Думал, что ты мелкий рэкетир и спокойно решил отстегнуть двадцатник, хотя была у меня мыслишка послать твою неприятную личность в нокаут челюстью о писсуар. Кстати, зачем им при малой нужде, такие громадные керамические вмятины в стене – не понимаю… В общем, я принял компромиссное решение и отстегнул тебе как рэкетиру в нажопник 7 рэ… А ты, оказывается, решил поездить эдаким вот шикарным образом по Европе? Почему нет? Вали, мне даже авторских не надо. С меня хватит твоего признания и неподдельной творческой зависти. Спасибо, старик. А вот Зойке мое предпринимательское представление было не по душе. Настоящая нищета, говорит, это одно, это судьба, а нищенство, даже если оно таков вот артистически фокусническое, – совсем другое… Нет, отвечаю, несчастную нашу Россию больше полвека почище грабили, чем нас с тобой, и почище над ней измывались, и отчаяние ев с безнадего поглубже нашего, а вот пахнуло слегка свободой, защекотало слегка в ноздре народной соломинкой надежды и поперла изо всех щелей и загонов эта самая энергия веселого, духовитого предпринимательства вместе с верою в жизнь, в интерес и в случай. Лишь бы не мешали отчаявшимся людям, лишь бы подножки им не ставили старые дикообразы Системы, лишь бы рэкетиры всех мастей, в том числе и налоговой, имели совесть, паскуды, удовольствоваться пристойной долей, а не выгребали бы из чужих шляп всю милостыню случая и жизни. А сограждане мои, между прочим, не нищенствуют. Они пирожки пекут, носки вяжут, поросят чуть лине в ванных выкармливают к Седьмому Ноября и к Новому Году, один презерватив из трех воздушных шариков выкраивают, с детсадиками частными химичат, шашлыки захремачивамт, посредничамт, театрики в подвальчиках пооткрывали, туфельки на улицах ремонтируют и так далее. И первый враг, Зоя, энергии выживания – уныние. Враг номер 2 – тупая злоба тех, кому выгодна наша нищета, тех, кто сначала завел обессиленную страну в тупик, а потом пустил нас с тобой по миру без кола, без двора. А теперь вот, когда вроде бы дальше некуда, это они, пропадлины, мешают нам подняться – ну просто никак не дает обществу встать на йоги драконовская всякая коммуняка. Но я вот с друзьями и там со скрипом в занемевших костях разгибаюсь, и здесь постарался не пропасть. И было у меня для спасения всего-навсего свобода да с херову душу собственности. То есть ковбойское старье, куплетном на блошаке на взятый в дол червонец, грим, выданный другом и картон от винных ящиков. А Россия – защити мы только от всякой сволочи нашу свободу и право на собственность, то есть на то, что отныкано было у наших дедов и отцов в семнадцатом, – да сходу Россия перестанет попрошайничать на Западе, а через пятилетку никому уже не покажется нищенкой, уныложопо сидящей на неслыханных природных дарах и сокровищах. И сама еще великодушно подаст нуждающимся, а не паразитине какой-нибудь краснорылой, вроде эфиопских или кубинских партийных царьков. Врежем, давайте, за свободу частного предпринимательства и уважение к собственности! Потом мы двинемся в Ситибанка – мелочугу на бумажки обменяем…»

Поддали мы в тот раз очень славно. Потом мне пришлось подзабалдело бороться с Сашей за право расплатиться. Сошлись мы, по крайне щепетливому настоянию Зои, несколько травмированной перипетиями зарубежной артистической жизни, на том, что в такой необычной ситуации лучше всего – весело и по-братски скинуться. Она также настаивала на ом, чтобы я забрал из Сашиной выручки свое подаяние, которое почему-то считала необыкновенно щедрым.

Я замял этот неприятный для меня разговор, спросив у Саши, не боялся ли он оставлять без присмотра все свои протянутые шляпы? Там ведь даже пятерки были с десятками – было чем безнаказанно полакомиться какому-нибудь опустившемуся шаромыжке.