Шляпка и небольшой скандал

Лёлюшка моя, солнышко ненаглядное, прости, что тебе приходится все это терпеть, но в военное время отпуск получить невозможно даже по такой уважительной причине. Моя огромная признательность старой графине за то, что она приютила тебя, вопреки воле своего сына. Знаю, она всегда любила меня и радовалась за нас, нижайше прошу у нее прощения. Целую тебя, любимая, вечно твой Алексей»

* * *

«...февраля 1829

...как долго идут письма, я так тоскую по тебе, любимая, и по нашему сыну, хочу обнять и расцеловать вас наяву. Как только вернемся подам прошение об отставке... Родная, ты приснилась мне сегодня на том нашем балу в марте, помнишь. А музыкальную комнату я не забуду никогда и твои глаза в момент наивысшего счастья, которое ты мне подарила... И наша прогулка на следующий день, ветер, норовивший сорвать с тебя шляпку...

...целую нежно, твой Алексей»

Последнее в стопке письмо было написано другим почерком и истерто до дыр

«...октября 1829

с прискорбием сообщаем, что Ваш жених мичман Алексей Д. скончался от ран 3 сентября 1829 года...»

Достав из чемодана шляпку матери, Алексей прижался к ней лицом и заплакал: «Мамочка, родная, если б я знал... Спасибо, спасибо тебе за все».

Телепортация

Автор: Rinity

Никто сейчас уже не может вспомнить, откуда у Серёжи, пациента-хроника мужского отделения психиатрической лечебницы, появилась эта шляпа. Старинная дамская шляпа, с лентами и цветами, немного потёртая от времени, но очень необычная из-за своего изящного стиля. Серёжа, ещё достаточно молодой мужчина, но в результате болезни превратившийся в человека без возраста, как и большинство психохроников, с этим странным для сумасшедшего дома предметом не расставался ни на минуту. Если лежал на своей кровати в проходе, то крепко держал шляпу  постоянно трясущимися  пальцами, а во время перемещения по отделению двумя руками прижимал её к груди. Персонал и более-менее сохранные больные незлобиво посмеивались над Серёжей, крутили пальцем у виска, что казалось естественным в этих стенах, но при этом все понимали, что забрать  шляпу у него можно только вместе с его жизнью. Да и сам Серёжа был настолько незаметен и тих, что редко вызывал какой-то интерес, а тем более агрессию по отношению к своей персоне.

Мало кто слышал, чтобы Серёжа когда-либо разговаривал. Единственное слово он начинал произносить, когда подходило время процедур. При виде медсестры, зовущей его на уколы в кабинет, он нахлобучивал шляпу по самые уши и нарочито «электронным» голосом робота монотонно повторял одно-единственное слово: «телепорт... телепорт». Смотрелся он при этом настолько комично, что даже вечно хмурая, грубоватая процедурная медсестра Матвеевна расплывалась в улыбке и снисходительно говорила Серёже, ведя за руку в кабинет: «Пошли, пошли телепортироваться, вот укол сделаем и вперёд!». Но уже стоя в процедурке со спущенными штанами, переминаясь с ноги на ногу от неусидчивости, он не оставлял надежды на телепортацию, вплоть до мгновения, когда игла с трудом входила в исколотую и изуродованную шрамами от абсцессов ягодицу. Тогда Серёжа замолкал, стаскивал с головы шляпу, привычно прижимал её к груди и покорно шёл на своё место в коридоре.

Заведующий отделением Сан Саныч, пожилой доктор с вечно уставшими, умными глазами, частенько подводил студентов и интернов к кровати Серёжи и с улыбкой рассказывал им о своеобразной бредовой идее больного телепортироваться на волю с помощью дамской шляпы, многозначительно подмигивая особо  впечатлённым забавной историей молодым докторам. Серёжа при этом только крепче прижимал к себе свой «прибор для телепортации» и недоверчиво косился на толпившихся у кровати студентов.