Шляпка с перьями

– Нет. – Он чувствовал себя очень неловко. Он нашел ее руки и сжал их. Ему пришлось упереться одним коленом о пол. – Вы ничего мне не должны. Кажется, я принес вам больше печали, чем радости.

Она впервые за вечер улыбнулась ему. Он снова был очарован ямочкой на ее щеке, светом ее улыбки.

– Существуют тысячи женщин, которые отдали бы все, чем обладают, ради такой печали, ваша светлость, – сказала она. – Я отсутствовала слишком долго? Я собиралась просидеть здесь только до конца танца. Но, кажется, перестала следить за временем. Вы даже не представляете, как я волнуюсь. Всю свою жизнь я прожила в тишине и одиночестве. Мне это нравилось, и теперь требуется иногда побыть одной.

Он сжал ее руки.

– Я запомню это, – сказал он. – Но вы тоже должны запомнить, когда можно позволить себе одиночество, а когда – нет. Оно непозволительно посреди бала, особенно если вы – почетный гость.

– Да. – Она несколько раз глубоко вздохнула. – Мне предстоит еще столько всего выучить, ваша светлость. Я постараюсь достигнуть совершенства. Мое отсутствие было замечено? Я вызвала неудовольствие?

– Ни в коем случае, – сказал он, поднося ее руку к губам. – Мы вернемся в зал через сад и балкон, и все решат, что мы решили побыть вдвоем. Это не вызовет удивления, поскольку мы помолвлены. И станет ясно, почему мы сделали так во время этого танца. Сейчас снова играют вальс.

Она прислушалась к музыке, которая доносилась довольно отчетливо.

– Да, – сказала она. – В самом деле. Ему показалось, будто она вздохнула.

– Вы умеете вальсировать? – спросил он.

– Да, – ответила она. – Я учила танцевать старшую дочь Бернаби. Мне всегда казалось, что было бы чудесно станцевать вальс с настоящим джентльменом на настоящем балу.

– Я достаточно настоящий? – спросил он у Стефани, поднимаясь на ноги и продолжая сжимать ее правую руку. – Этот бал достаточно настоящий?

Ее улыбка была грустной.

– Я не могу танцевать вальс, – вздохнула она. – Ее светлость сказала, что это, в некоторой степени, неверно, поскольку я уже совершеннолетняя, но она также сказала, что я должна вести себя очень осторожно, чтобы не дать никому ни малейшего повода неодобрительно посмотреть на меня.

– Она полностью права, конечно, – сказал он. – Вам не следует подвергать себя риску даже случайного неодобрения. Но я имел в виду здесь. В нашем личном бальном зале? Станцуем?

Она медленно улыбнулась, и он ощутил странный трепет где-то в районе сердца и желудка. Он не мог понять, почему когда-то решил, что у нее улыбка кокетки. В ней было слишком много искренней радости, чтобы выражать что-либо, кроме невинности. Он начал находить невинность куда более привлекательной, чем когда-то – опытность.

Он вложил ее ладонь в свою и обхватил рукой тонкую талию Стефани.

Танцевать вальс с ученицей, изображая партнера, и танцевать с мужчиной оказалось двумя абсолютно разными вещами, сразу же поняла Стефани. Его плечи находились куда выше ее собственных, и она ощущала под рукой твердые мускулы. Она чувствовала жар его тела, вдыхала запах одеколона. Он поддерживал ее очень тактично, так, что она касалась только его руки и плеча. Но она сразу поняла, почему столько людей несколько лет назад считали вальс неприличным.

Это был очень интимный танец.

Он вальсировал превосходно. Уже через несколько мгновений она поняла, что может больше не считать такты, а просто слушаться, как он ведет. Она могла просто двигаться, кружиться и наслаждаться происходящим.

Ей казалось, что еще никогда в жизни она так не наслаждалась. Она закрыла глаза и доверилась ему, уверенная, что он не позволит, чтобы они наткнулись на дерево или стул.

– Ну, – сказал он несколько мгновений спустя, – пришло время сознаться, Стефани. Вы не были гувернанткой по всем предметам. Последние шесть лет вы учили только вальсу. Вы танцуете превосходно.

Она подумала, что очень чувствительна к его похвалам, и открыла глаза, чтобы улыбнуться. Как и к невольно причиненной обиде в начале вечера. Но, может, дело заключалось в том, что за последние годы она стосковалась по похвале или хотя бы одобрению.

– Я всего лишь следую за превосходным партнером, – сказала она.

Он рассмеялся, и она вдруг осознала, как редко он смеется и каким привлекательным становится в эти минуты. Не то чтобы он был непривлекательным, когда его лицо принимало обычное непроницаемое выражение.

– Туше. – Он перестал танцевать, хотя музыка еще звучала. – Знаете, когда мы войдем через балкон из сада в зал, – сказал он, – все подумают, что я сорвал с ваших губ как минимум один поцелуй. Меня сочтут крайне нерасторопным, если я не попытаюсь это сделать.

Она всю неделю мечтала о его поцелуе, о том, что он делает губами и языком. Она призналась, с некоторым стыдом, что его поцелуй влияет на ее тело. Ей хотелось, чтобы он снова ее поцеловал. Она думала о том, какой окажется брачная постель.

– Можно? – спросил он.

Она кивнула.