Шляпка с перьями

Но, похоже, было чего стыдиться и из-за чего испытывать чувство вины. Вещи, подобные физическому влечению и страсти, были недопустимы между герцогом и герцогиней – они были допустимы только между герцогом и его любовницей. Слово «любовь», видимо, вообще не входило в герцогский словарь.

Ну, что же, думала она почти злорадно, пока его светлость подводил ее к матери и все они улыбались, словно за весь вечер не произошло ничего особенного, – что же, она запомнит.

Даже если это будет последним, что она сделает в своей жизни, она запомнит.

Кажется, она не так застенчива сегодня, думал он. Не так застенчива с другими, вернее сказать. Он вез ее в коляске по Гайд-парку в самое модное для прогулок время, и ее, похоже, ничуть не смущала толпа людей, вышедших погреться на солнышке – но нельзя сказать, чтобы высшему свету требовалось солнце, чтобы выбраться на ежедневную прогулку, во время которой можно показать себя и немного посплетничать. Только проливной дождь удержал бы их дома.

Она выглядела очень хорошенькой в бледно-голубом муслиновом платье простого, элегантного покроя и в шляпке, украшенной васильками. Пышными были только оборки на зонтике. Она держала его раскрытым над головой, пока они ехали. Она улыбалась.

В парке она общалась со всеми, кто останавливался, чтобы поприветствовать их. В отличие от вчерашнего вечера, она не только слушала и улыбалась, поддерживая беседу. Сегодня она участвовала в ней полностью. Он видел, что ей удается очень очаровывать мужчин и, кажется, вызвать зависть у женщин. В конце концов, никто не выглядел лучше ее. Он даже не задумался над тем, пристрастно ли его суждение.

И он еще имел глупость волноваться, окажется ли она в состоянии выучить все, что требуется, чтобы стать герцогиней. Требуется, конечно, больше, чем умение модно одеваться и вести беседу с легкостью и шармом. Но это тоже немаловажно. И если Стефани сумела так быстро научиться этому, то она выучит и все остальное, если ей дадут еще немного времени.

Он был доволен. Он гордился ею.

Но он все еще чувствовал себя неловко и немного стыдился себя. Он с трудом провел остаток ночи, после того как проводил ее и мать до дома после бала.

Если бы музыка не остановилась и это не привело его каким-то образом в чувство, думал он, он бы не остановился, пока события не достигли бы логического конца. Он уже задирал ее юбки, сминая их в ладонях, когда понял, что происходит – и что уже произошло.

Если бы можно было охарактеризовать одним словом его жизнь за последние одиннадцать лет и даже больше, то это слово было бы «контроль». Он всегда чувствовал, что держит под контролем людей, события – и что более важно – самого себя. Прошлый вечер напугал его. Он задел чувства Стефани в самом начале и даже не сознавал этого, пока она сама не сказала. А потом он оскорбил ее таким непростительным образом, что содрогался, вспоминая об этом, всю ночь и все утро – он обвинил ее за то, что сам потерял контроль.

Самое ужасное было в том, что его мечта – давно забытая мечта – вдруг снова ожила в те несколько минут, когда он обнимал и целовал ее. В те минуты Стефани превратилась в любовь всей его жизни. Она показалась ему второй половинкой его собственной души – давно утраченной половинкой, которую он всегда стремился найти.

Но это было нелепо. Он просто возжелал ее – свою невесту. И повел себя непростительным образом.

И сегодня он чувствовал себя неловко наедине с ней. Сегодня ее очарование служило, скорее щитом. Она непринужденно болтала с ним по пути в парк и в парке – о погоде, цветах, присланных ей многочисленными джентльменами, с которыми она танцевала на вчерашнем балу, в том числе о его орхидеях, о доброте леди Фрэнсис Неллер и удовольствии, которое она получила от их беседы, о тысяче других вещей, так что молчание ни на секунду не возникало между ними.

Молчание, то редкое молчание, которое возникало во время их памятного путешествия, никогда не было неловким. Но сегодня, похоже, ни один из них не хотел проверять, окажется ли оно таким же естественным.

– Мисс Грей, – сказал он, когда высаживал ее из коляски и провожал в дом, отказавшись от приглашения матери выпить чаю, – вчера вечером я сказал, что не буду просить прощения за то, что было непростительным. Сегодня я передумал. Вы простите меня?

– Конечно, ваша светлость, – сказала она, тепло улыбаясь. – Думаю, вы были правы, отчасти обвинив в происшедшем меня, хотя, конечно вы слишком любезны, чтобы не отказаться от своих слов. Я учусь всему постепенно. Надеюсь, что к моменту нашего бракосочетания я буду знать все на память.

Она протянула ему руку в перчатке, и он поднял ее к своим губам.

– Тогда до вечера, – сказал он. – Увидимся в театре.

– С нетерпением жду нашей встречи, – ответила она.

Уже выйдя из дома и заняв место в коляске, он понял, что его смутило. Хотя она улыбалась и голос ее звучал очень тепло, в глазах ее не было золотых искорок. Странное явление. Разве могут глаза измениться?

Но ее – смогли. В их улыбающейся глубине была пустота.

ГЛАВА 11