Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

Когда русские солдаты и матросы творили чудеса героизма, обороняя Севастополь[74], когда лучшие русские люди — назовем здесь инженера П. П. Мельникова, который в спешном порядке военного времени развернул изыскательские работы по постройке новой железной дороги Москва — Харьков — Феодосия с веткой на Севастополь и линиями на Донбасс и Ростов-на-Дону, пронивелировав четыре тысячи километров трассы, — отдавали все свои силы и способности, чтобы выстоять в войне против всей Европы и Турции в придачу, «передовая» дворянская общественность ликовала по поводу неудач русской армии.

И, наверное, это и было самым страшным ударом для императора…

Но даже предательство дворян-крепостников не поколебало его решимости победить в этой войне.

У Николая I и мысли не возникало о прекращении ее.

Более того, хотя Россия и несла более тяжелые, чем союзники, потери, но время работало на нее. Преодолевая бюрократизм, России все-таки легче было нарастить преимущество, нежели Англии и Франции, и нет никаких сомнений, что так бы и случилось, если бы император Николай I остался жив.

Его надо было убить, пока столь удачно выигрываемая в кофейнях война не стала для союзников катастрофой.

9

Первые симптомы болезни проявились 4 февраля 1855 года. Резко повысилась температура, появились насморк и кашель.

Однако 9 февраля, почувствовав улучшение, император отправился на смотр маршевых батальонов. Несмотря на сильный мороз, он поехал в Манеж в открытых санях.

— Ваше Величество! — сказал тогда государю лейб-медик Ф. Я. Карель. — В вашей армии нет ни одного врача, который позволил бы солдату выписаться из госпиталя в таком положении, в каком Вы находитесь, и при морозе 23 градуса!

Тем не менее и на следующий день, 10 февраля, император повторил поездку, и вечером появились резкая слабость, лихорадка и озноб.

Император снова слег.

В соответствии с записями в Камер-фурьерском журнале, ночью 18 февраля император исповедался и причастился.

Вся императорская семья собралась у его постели. Государь благословил детей и внуков, говорил отдельно с каждым из них. Страдания императора усиливались, но сознание оставалось ясным.

«Мне хотелось… оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое, — сказал он, прощаясь с сыном. — Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас…»

К утру наступил паралич легких, дыхание становилось все более стесненным и хриплым.

— Долго ли еще продлится эта отвратительная музыка? — спросил император.

В 10 часов утра он утратил сознание, но незадолго перед кончиной к нему вернулась речь.

— Держи все-все! — тихо сказал он сыну Александру.

Это были его последние слова…

Так умер император Николай I.

Умер на солдатском тюфяке, брошенном на железную кровать, прикрывшись старым военным плащом, который заменял ему халат. Умер так же решительно и самоотверженно, как и жил.

«Император лежал поперек комнаты на простой железной кровати, — свидетельствует фрейлина А. Ф. Тютчева, которая побывала в покоях Николая I сразу после его кончины. — Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного двора. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой…»

«Прошу всех, кого мог умышленно огорчить, меня простить, — написал император в своем завещании. — Я был человеком со всеми слабостями, коим люди подвержены, старался исправиться в том, что за собой худого знал… прошу искренне меня простить… Прошу всех меня любивших молиться об успокоении души моей, которую отдаю милосердному Богу, с твердой надеждой на его благость и придаваясь с покорностью его воле. Аминь!»

Николай I умер, как и положено православному человеку, простив своих врагов, испросив прощения у своих подданных, умер, исполнив последний долг христианина — исповедовавшись и приобщившись Святых Тайн.

Зато реакция на смерть государя, проявленная его окружением, была совсем не православной…

Злоба к мертвецу переполняла тогда многих царедворцев…

«Утром, когда Николай еще лежал в своем кабинете, я пошел взглянуть на него. Страшилище всех европейских народов покоилось на ложе своем, прикрытое одеялом и старым военным плащом, вместо халата долго служившим хозяину. Над кроватью висел портрет рано умершей дочери Александры Николаевны, которую усопший очень любил, облаченной в гусарский мундир. Николай даже женскую прелесть без мундира не воспринимал.

В глубине кабинета стоял стол, заваленный бумагами, рапортами, схемами. В углу стояло несколько карабинов, которыми в свободное время тешился император. На столах, этажерках, консолях стояли статуэтки из папье-маше, изображающие солдат разных полков, на стенах висели рисунки мундиров, введенных царем в армию.