Бронислав Шварце — французский гражданин (сын польского эмигранта), занимался подготовкой Польского восстания 1863 года.
Он был арестован и приговорен русским правительством к смертной казни, которую ему заменили вечной каторгой. Он должен был отправиться в Сибирь, но уже с дороги его вернули в Петербург и заключили в Шлиссельбургскую крепость, где он пробыл семь лет в Секретном доме.
За несколько лет до него покинул Секретный дом Шлиссельбурга М. А. Бакунин, одиночное заключение которому заменили ссылкой в Сибирь на поселение.
Было ли связано возвращение Бронислава Шварце с побегом М. А. Бакунина за границу, судить трудно, но некая зеркальность в судьбах «гениального русского забулдыги», так называл М. А. Бакунина Александр Блок, и польского повстанца явно присутствует.
Впрочем, к Б. Шварце мы еще вернемся, а пока завершим историю покаявшегося М. А. Бакунина. Николаю I он исповедался, а Александру II вообще пообещал «посвятить остаток дней сокрушающейся… матери». Покаяние было принято, и Бакунина перевели из Шлиссельбурга в Сибирь на поселение.
Мы не знаем, о чем думал Михаил Александрович Бакунин, когда — тут так легко с помощью зеркального отражения перевернуть шлиссельбургский пейзаж Бронислава Шварце! — все ближе становились дома и церкви берегового Шлиссельбурга, все меньше — остающаяся за спиной островная крепость, и только огромная, словно темная стена, стояла Ладога…
Может быть, возле темной ладожской стены Бакунин действительно собирался посвятить остаток дней матери и приготовиться достойным образом к смерти, но скоро это желание позабылось.
«Бакунин — одно из замечательнейших распутий русской жизни, — писал Александр Блок. — Кажется, только она одна способна огорашивать мир такими произведениями. Целая туча острейших противоречий громоздится в одной душе: «волна и камень, стихи и проза, лед и пламень» — из всего этого Бакунину не хватало разве стихов — в смысле гармонии; он и не пел никогда, а, если можно так выразиться, вопил на всю Европу, или «ревел, как белуга», грандиозно и безобразно, чисто по-русски. Сидела в нем какая-то пьяная бесшабашность русских кабаков: способный к деятельности самой кипучей, к предприятиям, которые могут привидеться разве во сне или за чтением Купера, — Бакунин был вместе с тем ленивый и сырой человек — вечно в поту, с огромным телом, с львиной гривой, с припухшими веками, похожими на собачьи, как часто бывает у русских дворян. В нем уживалась доброта и крайне неудобная в общежитии широта отношений к денежной собственности друзей — с глубоким и холодным эгоизмом. Как будто струсив перед пустой дуэлью (с им же оскорбленным Катковым), Бакунин немедленно поставил на карту все: жизнь свою и жизнь сотен людей, Дрезденскую Мадонну и случайную жену, дружбу и доверие доброго губернатора и матушку Россию, прикидывая к ней все окраины и все славянские земли. Только гениальный забулдыга мог так шутить и играть с огнем. Подняв своими руками восстания в Праге и Дрездене, Бакунин просидел девять лет в тюрьмах — немецких, австрийских и русских, месяцами был прикован цепью к стене, бежал из сибирской ссылки и, объехав весь земной шар в качестве — сначала узника, потом — ссыльного и, наконец, — торжествующего беглеца, остановился недалеко от исходного пункта своего путешествия — в Лондоне».
В Лондоне, как известно, М. А. Бакунин поначалу подружился с Карлом Марксом, но потом разошелся и с ним и одним из первых начал предостерегать против «диктатуры пролетариата», которую тот проповедовал.
К этому же периоду относится знакомство Бакунина с Сергеем Нечаевым. В бытность того в Женеве Михаил Александрович выписал ему мандат «Русского отдела Всемирного революционного союза», а кроме того, как полагают некоторые исследователи, написал знаменитый «Катехизис революционера».
Вскоре после ареста Сергея Нечаева М. А. Бакунин переключился на организацию анархических кружков с целью захвата руководства в Международном товариществе рабочих (Интернационале), однако Карл Маркс охранял свой Интернационал гораздо успешнее, чем русские жандармы самодержавие. Бакунин потерпел решительное поражение и в 1872 году был вообще исключен из Интернационала.
О жизни и деятельности М. А. Бакунина можно говорить бесконечно, поскольку это действительно «распутие русской жизни»…
Вот и в Шлиссельбурге Бакунин тоже стоит как бы на водоразделе потоков арестантов Николаевской эпохи и узников последующих правлений, для которых у крепостной стены, обращенной к Ладожскому озеру, придется выстроить новое здание, получившее название Новой тюрьмы.
Наступала новая эпоха, которой суждено было преобразить Россию.
Александр II взошел на престол в год, когда задыхался в осаде Севастополь, и Россия терпела жесточайшее унижение.
Двадцать лет царствования Александра II переменили многое.