Сам он доехал только до Пушкинской, а дальше решил пройти пешком. Олейник не боялся, что его засекут. Он приклеил себе бороду, купленную в театральном магазине «Маска», и опирался на костыли. В пожилом инвалиде невозможно было узнать киллера.
Олейник неспешно ковылял по подземному переходу на Пушкинской площади, когда совсем рядом с ним полыхнуло, и раздался оглушительный взрыв. Огненный смерч пронесся по тесному туннелю, уничтожая все на своем пути.
Осколок витринного стекла рассек киллеру сонную артерию.
Тело бородатого инвалида вынесли из перехода в последнюю очередь. Сначала пытались спасти тех, кто еще был жив.
Ксана поместила мать в самую лучшую клинику, которую только можно было найти за деньги. Прогнозы врачей оптимизма не внушали, но надежда на выздоровление все же оставалась. Только лечение предстояло долгое.
К этому времени в Винницу вернулся отец. Весь высохший, но все-таки живой. Его освободили из плена в результате какой-то сложной и, как всегда, таинственной операции. Ксана узнала об этом, когда вызвала отца телеграммой на междугородный разговор. Тогда же был решен вопрос с переездом семьи в Москву. Отец еле дышал и послушался дочери беспрекословно.
Вопросами переезда и получения российского гражданства активно занялся Владик. Он уже чувствовал себя без пяти минут женихом.
— Ты моих встретишь и устроишь, ладно? — однажды сказала Ксана.
Последнее время она пребывала в необъяснимой задумчивости.
— Вместе встретим, — бодро откликнулся Владик.
— Нет. Я, наверное, не смогу.
— Почему?
— Я ухожу, Владик.
— Куда? — усмехнулся он. — В монастырь?
— Угадал.
— Шутка?
— Этим не шутят, Владик. Я покоя хочу, понимаешь? Все эти деньги, которые на меня незаслуженно свалились, вся эта грязь, подонки, с которыми я сводила счеты… Я не выдержу, я свихнусь, как мама.
— Но ведь все уже в прошлом, Ксана!
— Нет. Это все во мне сидит. Я очиститься хочу.
— Но ведь тебе всего девятнадцать лет! Вся жизнь впереди!
— Я же не умирать собралась.
— А как же я? — спросил он. — Обо мне ты подумала? Я ведь люблю тебя, Ксана!
— Если любишь, должен понять.
Они помолчали.
— Я тебя все равно буду ждать, — упрямо сказал Владик. — Хоть сто лет. Так и знай!
— Я не забуду, — сказала Ксана.
Перед премьерой в Доме кино Тимур решил показать готовый фильм узкому кругу знакомых.
Жанна явилась на просмотр в прекрасном настроении. Во-первых, милиции удалось задержать Джафара, и тот после недолгих запирательств признался в похищении Ванечки. Во-вторых, Басов наконец получил возможность свободно распоряжаться своими деньгами и по наущению Зои помог Жанне отдать угнетавшие ее долги.
«Вернете мне деньги, когда вам будет удобно», — великодушно сказал он. А в третьих, Неподражаемая была безумно рада за Тимура, хотя ни одного кадра из фильма еще не видела.
Митя Иванцов, естественно, пришел с Лёкой. Он немного побаивался ее острого языка и во время просмотра тревожно косился на жену. Но по выражению ее лица ничего нельзя было понять.
Финал Тимур все-таки оставил Митин. Герой погибал. Но ощущения безнадежности не было. Фильм вызывал желание освободиться от затхлого прошлого, не отпускающего людей из своих цепких объятий.
Когда в зале зажегся свет, раздались аплодисменты. Фильм не всем понравился безоговорочно, но равнодушным не оставил никого. А это авторам было дороже всего.
Больше всех расчувствовалась Ксана. Она подошла к Тимуру с заплаканными глазами и сказала:
— Спасибо.
— Ну что вы, госпожа спонсор! — улыбнулся он. — Мы вместе сделали это.
— Вот видишь, — сказал Владик позже. — Можно и в мирской жизни делать что-то хорошее.
— Я не говорила, что никогда не вернусь, — ответила Ксана. — Время покажет.
Иванцов и Лёка поднялись со своих мест.
— Ну как тебе? — нерешительно спросил Митя.
— Сойдет для сельской местности, — сказала Лёка.
Хорошо, что Тимур не слышал этих слов. Он с Лёкой Лебедевой был знаком недавно и не знал ее манеры скрывать за иронией настоящие чувства. Но Митя-то прекрасно понимал жену.
— Правда? — обрадованно спросил он. — Значит, ты думаешь, состоялось?
— Похоже на то.
Она поцеловала Митю, и тут же рядом возник Тимур.
— А меня? — спросил он. — Я тоже имею к картине некоторое отношение.
Лёка окинула его взглядом и спокойно сказала:
— Не вдруг. После фестиваля в Каннах.
— Что ж, подожду, — ответил Тимур. — Но вы обещали!..
Они вышли из зала, на ходу подначивая друг друга. Ощущение праздника делало их остроумными и легкими.