Читаем Шлюха полностью

— Ах, открой рот, шлюха, — зарычал он и принялся дрочить, выполняя мою работу.

Конечно, я послушалась. Ничто не возбуждало меня сильнее, чем вид того, как он онанирует. Я чертовски обожала это. Мои губы раскрылись как раз в тот момент, когда нас обоих накрыла первая волна. Он стонал, изливая свое удовольствие одновременно со мной. Я кончила сильнее, чем когда-либо в жизни, ощущая волну за волной, пока мы оба не обессилили. Мое напряженное тело расслабилось, как и его твердость у меня во рту.

— Ты не должна была кончать, — произнес Пэкстон, выскальзывая из моего рта и надевая джинсы, не заботясь о нижнем белье. Мне нравилось, когда он так делал. Пэкстон никогда не носил дома нижнее белье. И это тоже невероятно возбуждало меня, особенно когда он был в джинсах.

— Назовешь меня шлюхой еще хоть раз, и я откушу его. Почему ты это делаешь? Развяжи меня, — приказала я, ощутив, как мои эротические мысли и чувства исчезли с оргазмом.

Пэкстон встал и отошел от меня.

— Нет, потому что ты такая и есть. Доказательства ты только что получила. Все вы — изменяющие шлюхи. Не твоя вина, что ты родилась с киской.

С выбросом глупого дофамина вернулась рациональность суждения. Я проклинала себя за то, что позволила этому случиться. Ах. Как глупо.

— Развяжи меня, Пэкстон, — потребовала я во второй раз.

— Нет, я снова позвоню твоей подруге, и ты поговоришь с ней. Спросишь, что она имела в виду.

— Нет, не спрошу.

Два шага и Пэкстон снова был возле меня, его пальцы впились мне в челюсть.

— Спросишь. С этого момента ты будешь делать все, что я тебе скажу. Ясно, Габриэлла, или кто ты там? Поняла?

Я отдернула голову вправо, застав его врасплох, и подняла колени. С силой толкнула его ногами, заставляя отступить на несколько шагов. Я села, растягивая свои путы, пока не освободила одну руку, затем другую. Пэкстон снова рванул ко мне, но в этот раз я была готова. Мои ноги взлетели вверх, уткнувшись ему в грудь, и по выражению его лица стало ясно, что это было больно.

— Чего, мать твою, ты хочешь от меня? Что за хрень, Габриэлла? Будь ты проклята! Будь проклята за то, что сделала с нами! Будь проклята за то, что устроила весь этот переворот!

— Нет, будь ты проклят за то, что устроил это, Пэкстон. Пошел ты к черту! — повторила я его слова, вот только мои слова были мягкие и невинные, в отличие от его — полных злости. Он оттолкнул мои ноги от своего тела и отступил назад, проводя руками по волосам и глубоко вздыхая.

Я встала на ноги, пряча грудь в платье.

— Ничто на этих фотографиях не указывает на то, что я изменила тебе. Ничто.

Взгляд, которым он меня наградил, был истинным неверием.

— Серьезно, Габриэлла? Посмотри снова, — приказал он, с силой схватив меня за руку. — Видишь? Посмотри на это. Его руки касаются тебя. На каждой хреновой фотографии он касается тебя.

— Ты говорил с ним, Пэкстон? Конечно, говорил, но это ведь огромный секрет, да? Что-то, что ты не хочешь, чтобы я узнала когда-либо. Что ты знаешь, Пэкстон? Почему бы нам не начать с этого? Я расскажу тебе, а ты расскажешь мне. Хочешь поиграть? А? — спросила я, когда мои эмоции снова изменились, на этот раз на ярость. Как он смеет? Кем он себя возомнил?

— Он солгал. Как и ты, Габриэлла. Он солгал.

— Но ты не скажешь мне, что он рассказал, так ведь?

— Тебе не нужно знать.

— Конечно же, мне не нужно это знать, но тебе нужно знать все, что я скрывала, — ответила я с раздражением. Это было так запутанно. Я даже не знала, что я вообще скрывала от него, он же хотел знать все. Он хотел ответов, которых у меня не было, тем не менее, делиться тем, что знал, он не собирался. Как запутанно.

— Позвони своей подруге.

— Нет, я вернусь в коттедж, а ты можешь идти к черту. Я знаю, во сколько ты отправляешься на работу. К этому времени я буду тут.

Пэкстон издал что-то похожее на злобный смешок.

— Ты никуда не пойдешь.

Я схватила телефон со стола и пронзила его взглядом, словно кинжалом. Затем разблокировала телефон, мы смотрели друг на друга, пока он ожидал, когда же я позвоню Ми. Вот только я не звонила Ми. Я набрала три цифры — девять-один-один — и навела палец на кнопку вызова.

— Я не твоя шлюха, Пэкстон. Ты мне не нужен. Мне нужны только мои девочки и все.

— Ты шутишь. Ты никогда не заберешь их. Только через мой труп. Дай сюда телефон.

— Ни за что, и мы можем продолжать это, сколько захочешь. Тебе не забрать их у меня, и если мне придется попросить помощи извне, то я это сделаю, — пригрозила я, указывая на него телефоном, бросая ему вызов, что, если он пошевелится, я тут же наберу экстренный номер.

— О, да, ты умеешь просить помощи извне, особенно с дополнительными привилегиями. Видимо, у тебя было больше одного помощника. Тебе нравится мужчина Ми, да?

Нет, на это я уже не поведусь. Пусть будет идиотом, я же ниже пояса бить не буду.

— Не выключай электричество, я буду здесь к шести утра.

— Габриэлла, не делай этого. Нам нужно поговорить обо всем этом дерьме.

— Ты ни о чем не хочешь говорить, Пэкстон. Ты хочешь полный контроль, хочешь решать, что нам нужно обсуждать, а что нет. Меня это не интересует.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное