Читаем Шлюха полностью

— Может и так, но знаешь что? Я этого не помню, поэтому ты не можешь использовать это против меня, — я взяла из его руки пиво и отпила, тут же вспомнив, почему я его не пью. — Фу, какая гадость. Где мой коктейль?

— Знаешь что, Габриэлла? Ты считаешь, что ты невинная жертва.

Я не собиралась на это вестись. Не после того, как узнала, что он подложил меня под своего пьяного соседа.

— Прекрати, Пэкстон. Это нас ни к чему не приведет. Давай поговорим пока о чем-то другом.

— О чем, Габриэлла? О чем мы можем поговорить, чтобы исправить это? Как мы стали такими?

— Не думаю, что я имею к этому какое-то отношение.

— Видишь, вот об этом я и говорю. Ты считаешь себя жертвой, но это не так. Ты никогда не была жертвой. Я заботился о тебе, давал все, что ты хотела.

— Я не могу оспорить это сейчас, Пэкс. Не помню этого. Почему ты не понимаешь?

Пэкстон откинул голову назад и застонал от раздражения.

— Поговорим о чем-то другом.

Так как готового ответа у меня не было, я сказала первое, что пришло мне на ум.

— Не думаю, что мою комнату нужно отдавать Вандеру, то есть ты все еще можешь закрыть дверь, поставить диванчик у окна, но Роуэн старшая. Не думаешь, что приоритет нужно отдать ей?

Пэкстон нахмурился. Я наблюдала, как его раздраженное выражение лица сменялось на замешательство.

— Я пытался избежать проблем с уборной. Разве не лучше будет, если девочки будут делить одну ванную?

— Я выросла, писая по обочинам дороги. Думаю, с ними все будет хорошо. Роуэн должна получить мою комнату.

Видимо, возведенные нами стены обрушились одновременно. Я сделала шаг к нему в тот же момент, как он пошел ко мне. Мы обменялись улыбками, разделяя вместе это безумство. Я упала к нему в объятия, окутавшие меня комфортом, который я не понимала.

Когда я подняла взгляд, Пэкстон поцеловал меня и доверил мне свои глупые переживания.

— Что, если он тебе не понравится?

— Понравится.

— Что, если он не понравится девочкам?

— Понравится.

— Что, если он не понравится мне?

— Я дам тебе по яйцам.

Пэкстон улыбнулся односторонней улыбкой, и я ответила ему тем же, счастливая, что мы смогли отвлечься от ругани хотя бы на минутку. Боже. Нужно решить это здесь и сейчас.

— Скажи, что случилось дальше, Пэкстон, — попросила я тихим голосом.

— Давай сначала займемся любовью.

Я засмеялась, позволяя ему взять меня за руку и отвести к своей кровати. Я пошла бы за этим мужчиной даже к горящим вратам ада, и он знал об этом. Не знаю даже, как описать ту ночь. Нереальная. Пэкстон был так нежен со мной, никаких прелюдий, ничего, кроме чистого секса. Чувственного и эмоционального.

— Ты не делала так, когда я раньше трахал тебя, — прошептал он, уткнувшись мне в шею при следующем толчке, задевая то самое чувственное место.

Я застонала, выгнув спину, когда он заполнил меня.

— Не делала чего?

— Этого. Этих пылких движений, которые ты вытворяешь подо мной. Они сводят меня с ума почти так же, как в тот день на пляже, когда ты меня боялась.

Я снова простонала, слыша собственными ушами полные страсти крики.

— Ты знал, что я боялась тебя? — от оргазма меня отделяли считанные секунды, но Пэкстон хотел поговорить о нашем домашнем задании от Ника. Именно сейчас…

— Да, знал. Я питался твоим страхом. Ты делала то, чего никогда не делала Татьяна.

Попытки уделять внимание и беседе, и нашему занятию сводили с ума. Я хотела услышать каждое сказанное им слово, но только не сейчас.

— Мм, вот так, малыш. Что ты имеешь в виду?

— Нравится? — спросил он, качнув своими бедрами в мои, соприкасаясь с пульсирующим клитором.

— Ага, нравится.

Меня больше ничего не волновало. Мое прошлое с Пэкстоном не имело значения. Важно было то, как наши тела вытягивали из нас этот волшебный заряд, создавая невероятное напряжение между нами. Оргазмы с Пэкстоном охватывали все тело. Начиналось все с головы, эндорфины наполняли мой организм, после появлялось покалывающее ощущение по всей коже, словно маленькие иголки прокалывали все тело. Наши рты неистово сливались, разгоряченные страстью, а тела соединялись воедино, создавая невероятный, всеобъемлющий хаос.

— Переверни меня, — произнесла я сквозь вздохи и стоны.

Пэкстон встал на колени, поворачивая мои бедра к себе. Я вылезла из-под него и оттолкнула, когда он попытался встать сзади.

— Нет, не так. Я хочу быть сверху.

— Я ненавижу это.

— Нет, не ненавидишь. Ляг, — приказала я, встречаясь своими губами с его. Взяв его достоинство в руку, я принялась ласкать его, и наши губы снова столкнулись. Мы занимались любовью в таком положении, стоя на коленях, казалось, целую вечность. Одной рукой Пэкстон играл со мной, а другой оставлял громкие хлопки, раздающиеся эхом по комнате, на моих ягодицах.

Не знаю, что произошло дальше, но это было невероятно. Может, виноват звук его руки, соприкасающейся с моей попкой, звуки наших ртов, поглощающих друг друга, или влажности между моих ног, а может и запах секса в воздухе. Это сочетание вызвало между нами взрывную, эйфорическую страсть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное