Безденежные любители зрелищ, вздыхая, шли вон. Носатый пацан после долгого торга продал богатенькому внуку мюнцмайстера какую-то книгу, яркую, но замусоленную, и кинулся напролом, без очереди: «В первом! В первом ряду!» Мускулюс не удивился бы, окажись книга знаменитым «Букварем Аль-Хазреда», пропавшим без вести в песках Куттыйя.
В воздухе стоял острый аромат чуда.
Незнакомый и таинственный.
Есть на земле чудеса, неподвластные самому могучему волшебнику. Куст, обвешанный бечевой с колокольцами, или фигляр-канатоходец иногда могут оказаться главнее всего лейб-малефициума разом. Снимая порчу будней и сглаз усталости. Жаль, что мы – взрослые, умные, практичные, в нашем кошеле бренчит скупая мелочишка, за которую толстая тетка не захочет продать билета назад, хоть ты дерись…
– Ну, я пошел?
Янош с нарочитым равнодушием глядел на суету вокруг шапито.
– А представление посмотреть? Если, конечно, у тебя нет более важных дел…
– У меня нет денег, – честно ответил парень. – Я бы мог попросить у мастера Леонарда. Он даст. Мне – даст. Только я не буду у него просить.
Хлопнув парня по спине, колдун рассмеялся, глядя, как тот давится кашлем. Ишь, балагур! Человеку, которому Леонард Швеллер в ответ на просьбу даст денег, самое место в «Цирке Уродов».
– А если попросить у мастера Андреа?
– Я не буду просить денег, – повторил Янош, втягивая голову в плечи. – Я не попрошайка.
И, словно решась на отчаянный поступок, выдохнул:
– Я – учитель.
«А почему нет? – Мускулюс вспомнил „Звезду Бедлама“, дом призрения, учрежденный Департаментом Милосердия для скорбных умом. – Один – Вечный Странник во плоти, другой – драконоборец Арчибальд фон Тюхпен собственной персоной, третий – с младых ногтей учитель без учеников… Бывает».
– Но ведь учителям не возбраняется ходить в цирк? – спросил он, стараясь изо всех сил, чтобы вопрос прозвучал спокойно и обыденно.
– Н-нет… Не возбраняется.
– Обожди меня здесь.
Ждать не пришлось: колдуна пропустили без очереди. С удивительным единодушием ятричане расступились, давая дорогу. «Святой!» – бросил Тацит Горлопан, шныряя по карманам. «Спаситель!» – бабуси в кружевных чепчиках норовили прикоснуться к куртке, штанам, хоть к каблуку малефика, словно он был золотушным горбуном-эпилептиком, приносящим, согласно поверью, удачу. Если получалось, старушки кричали «Ура!» и швыряли чепцы в воздух. У самого окошка посторонился, освободив доступ, ландверьер Намюр; строго отдал честь, держа за руку сопливого племяша: «Рад вас видеть, мастер колдун!»
– Два билета в партере, прошу вас!
– За мой счет! – вмешался ланд-майор.
– За мой! – подскочил живчик Тацит. – Кошечка, запиши на Низы!
Итог подвел мюнцмайстер, пыхтя от усердия:
– За счет города. Неле, ласточка, запиши на казну. Запрос пришлешь завтра, в ратушу.
– Не надо в партере! Я не хочу в партере! – из-за спин кричал гордый Янош, отказываясь жировать за счет казны. – Мне на галерке! Подальше…
Просьбу упрямца пришлось удовлетворить.
Пожалуй, никто бы не поверил, надень Мускулюс мантию черного бархата, выйди на арену вместо шпрехшталмейстера и объяви в рупор:
– Дамы и господа! Ваше представление интересует меня в последнюю очередь…
Но это было чистой правдой. Сидя во втором ряду партера, он скучал, разглядывая длинноруких гномов-жонглеров, мечущих под купол гроздья шипастых булав и заточенные по кромке кольца. Зевал под остроты коверных глумотворцев. Едва не заснул под взглядом василиска-бельмача. Замученная рептилия пялилась на публику, рождая взрывы ужаса, «подсадке» в проходе сделалось дурно, шуты-буффоны каменели и лопались мыльными пузырями, – а колдун искренне сочувствовал твари, чей взор давно угас от стычки с себе подобным. Музыкальный эксцентрик, в прошлом – избяной шишок-погорелец, исполнял похоронные марши. На гребешках, на липовых балясах, на волыне, иначе кабретте, с мехом из шкуры блуждающей химериссы. Народ радостно подпевал, Мускулюс же страдал зевотой, рискуя вывихнуть челюсть.
Один раз он привстал и высмотрел Яноша на галерке западных трибун. Парень кричал вместе с детьми и хлопал в ладоши. Парню было весело. Счастливый человек… Колдун подумал, что он сам в отрочестве был совсем иным существом: серьезным, обязательным, предпочитавшим зубрежку любым забавам. Приют, позже – суровый волхв Грозната, еще позже – Просперо Кольраун… Наверное, поэтому беспутный Янош вызывал у малефика скрытую симпатию.
Тролли-эквилибристы с тарелями.
Доппельгангеры-антиподы.
Иллюзион «Сансара».
Он еле дождался антракта. Интерес, приведший его в цирк, крылся во втором отделении, между феей с бородой и бойцами на першах. Выйдя в холл, малефик поначалу решил отыскать Яноша и купить парню медовых пряников с брусникой. Но гордец явно прятался от благодетеля, не желая быть обязанным сверх меры. Редкий случай: гордыня у бродяги. Хоть в музее выставляй, для обозрения зевак…
– Возьмите леденчиков, сударь!
– Не надо. Дайте лучше соленых орешков.