Ясен день, здесь больше ничего не добьешься. От досады колдун щедро одарил кобеля Нюшку шматом окорока. Шишмарь аж крякнул, осуждая пустой расход, но возразить или отобрать у собаки подарок не посмел. Лишь проводил кобеля отчаянным взглядом. Похоже, любящий сын загодя, в чувствах и помыслах, вошел во владение отцовым имуществом, страдая от разбазаривания.
Зато Фержерита, усмотрев в щедрости гостя намек на доброжелательство, придвинулась ближе. Толкнулась костлявым боком, растянула в улыбочке щучий рот:
– Драгоценный наш… Я насчет свекровушки. Клянусь Тайной Оглоблей, из сил выбились. Лежмя лежит, считай, мертвая. Свекор над ней дуреет, промысел забросил. Цетинку замуж с таким приданым не выгонишь…
– Да, я сегодня осматривал вашу свекровь. Честно говоря, не знаю, что и посоветовать…
– А вы вот чего посоветуйте, хризолитовый… Вы ведь малефик, у вас глаз верно обустроен… – Дыша пивом и туманами, где роились недобрые осы, Фержерита тронула пальчиком локоть колдуна. – Может, оно и хватит? Если посмотреть, а? Если с умом посмотреть, правильно? И свекрухе – тихий покой, и нам – радость… Мы бы не поскупились…
Рядом сопел притихший Шишмарь.
Прежде чем ответить, колдун наполнил чарки. С верхом, проливая хмельное на скатерть. Расхохотался:
– У меня есть лучшее предложение, дамы и господа. Уверен, вам понравится. Я готов за умеренную плату излечить уважаемого мастера Леонарда от всех последствий его недуга. Проклятье, я готов сделать это даром! Из почтения к хозяину дома, – при этих словах Шишмарь дернулся, пролив брагу, – я сделаю его прежним! Годы еще не тяготят Леонарда Швеллера. Значит, едва к его рассудку вернется былая ясность, изгнав меланхолию, вы вновь обретете любящего отца, доброго свекра и рачительного хозяина! Что скажете, серебряные мои?
Ответ, прочитанный в глазах собеседников, вполне удовлетворил малефика.
За что не грех было и выпить.
Шум на улице испортил все удовольствие от тоста. В последние дни Мускулюс без любви относился к неожиданностям, полагая их корнем зла. Или это Шишмарь с женой группу поддержки заготовили?
Тем временем гвалт прочно встал у дома Швеллеров.
– Я сейчас! Я быстренько! – засуетилась милашка Ферж, рада снять неловкость момента. Она кинулась к воротам, готовая рвать и метать, вылетела наружу – и вскоре вернулась иссиня-белая, как снятое молоко.
– Р-рубиновый наш… Это к вам.
Судьба обычно дает двумя руками: в одной – удача, в другой – непременно какая-то пакость. Повод оборвать мерзкую трапезу не мог не радовать. Но толпа? Зачем толпе колдун Мускулюс? Или ятричане всего лишь желают провести диспут на тему книги Яна Этмюллера «Дифферент-диагностика маний и одержимостей» – при участии столичного мэтра?!
Похоже, здесь всякий метельщик – знаток Высокой Науки…
Толпу, заполонившую улицу, возглавлял старый приятель: архивариус Гонзалка. Ничто не напоминало в нем утреннего злодея. Вместо топора архивариус держал букет роз. «Глория мунди», цвет тлеющих углей. Тринадцать красавиц, честь по чести. Сам Якоб тоже напоминал экзотический цветок. Вырядился, как на праздник: трость, мантия, желтая шляпа. Бляха сияет ясным месяцем. Хоть рисуй с него поясной портрет, для украшения ратуши.
Завидев колдуна, Гонзалка степенно подтянул штаны и опустился на колени.
Ударился лбом оземь.
– Все, что есть, – внятно произнес он, не зная, что повторяет слова Леонарда Швеллера. – Все, что имею. До последней капли крови.
Рядом рыдала маленькая женщина, держа за плечо девочку лет шести.
– Не понял, – искренне отозвался малефик, принимая цветы.
– Вот моя жизнь, – объяснил архивариус, в подтверждение еще раз ударив челом. – Она ваша. Возьмите.
Толпа разразилась аплодисментами.
– Э-э… как-нибудь позже. При случае…
– Нет. Сейчас. Вы – великий человек, мастер колдун. Вы – святой. Я оскорбил вас у реки, я поднял руку на невинного юношу… А вы вернули мне дочь. В вашем молчании я услышал колокол надежды. Искра, целуй руку благодетелю! Слышишь?!
Подойдя к колдуну, девочка послушно чмокнула его в ладонь. Начиная прозревать, Андреа опустился на корточки. Погладил молчаливую крошку по голове, ощутив под рукой пух темных волос.
– Ты где была?
– Игралась, – тихо ответила девочка. Лицо Искры было спокойным, она явно не чувствовала за собой никакой вины. – Я игралась с подружкой. А потом надоело, и я ушла обедать. Домой. Мама плачет, папа ругается… А я игралась.
– Где ты игралась?
– В кустиках. Мы играли в «две змейки».
– Три дня подряд?!
Девочка удивленно смотрела на колдуна. Честные глаза. Здоровый цвет лица. Похоже, Гонзалки все румяные на диво. Искра не понимала, о чем ее спрашивают, за что бранят. Играла в «две змейки». Пошла обедать. А глупые взрослые плачут, кричат, суетятся… В ладонь закололо так, что колдун едва не отдернул руку, рискуя испугать малышку. На треть приоткрыл «вороний баньши», вглядываясь без последствий.
Добряк Сусун, избави от беды!