Шмордонские игры (СИ)

И столько уверенности было в его ответе, что Джем с Алмазом исполнились значимостью важного момента. Но через несколько секунд глаза Алмаза снова загорелись живым огнем и он сказал:

— Ну, это желание испытывает любой свергнутый, простите, император. Другой вопрос: как это провернуть?

— Не ваше дело! — нервно сказал Шмор, не сдержавшись.

— Да-да, куда уж мне, — согласился Алмаз. — Но, может, я смогу чем-нибудь помочь в этом?

— Возможно, — принимая приглашение, кивнул головой Шмор и тут же о чем-то глубоко задумался.

Джему, сидевшему за столом в расслабленной позе, не давала покоя одна мысль. Она вцепилась ему в мозг, как репейник в штаны, и совершенно не хотела покидать его голову. Дело было в том, что во время пути к предназначенным для них каютам, Джем видел стоявшие в коридорах кадки с деревьями. Самое интересное заключалось в том, что именно эти деревья были постоянными обитателями его снов!

Правда, по ночам они являлись ему в гигантском виде, усаженные кубическими кронами. Они звали прогуляться под их сенью и навевали какие-то смутные, обрывочные воспоминания. Здесь же, в разгульдяйском звездолете, стояли кадки, в которых деревья были маленькими, высотой не более двух метров, но все они увенчивались такими же кубическими кронами и не имели никаких следов вмешательства садовников в их личную древесную жизнь.

Джему вдруг вспомнился странный разговор, возникший по поводу этих деревьев, и состоявшийся с бароном Филером. Он, прищурившись, спросил у Алмаза:

— Скажите, пожалуйста, где вы взяли деревья, стоящие в коридорах вашего корабля?

— Ах! — непринужденно взмахнул рукой Алмаз. — Это карликовые экземпляры. Настоящие деревья такой породы достигают в высоту более ста метров. Они выделяют гигантское количество кислорода, и даже в карликовом виде сильно освежают воздух в звездолете.

— И где они растут?

Глаза Алмаза мигнули и серьга, висящая в его ухе, сверкнула радужным цветом.

— Ох, я и не помню, — ответил он, явно лукавя. — Где только меня не носило. Эти кадки с деревьями я купил в Тарахтуне, но туда их привезли из какого-то другого места, убей бог, не знаю, из какого… Еще вина?

— Да, спасибо, — Джем отставать не собирался. — И как они называются?

— Кубическими тополями, — ответил Алмаз.

— И родина их где?

— Я же сказал — не знаю, — повторил Алмаз, пристально глядя на Джема. — Но мы с вами засиделись! Я предлагаю вам отдохнуть в удобных каютах. А у меня, знаете ли, дела. Управление большим кораблем занимает уйму времени. Через три-четыре дня мы будем в Джаппурии.

Джем и Шмор, поднявшись из-за стола, поблагодарили капитана звездолета за вкусный обед и отправились в свои каюты.

Четыре дня по корабельному времени никто их не трогал. Третья палуба находилась в каком-то захолустном углу звездолета и запиралась на огромную стальную дверь. Из кают можно было выйти в общий коридор, с бесполезным эффектом поцеловать означенный выход, после чего, стоя в том же коридоре, послушать рассказы Кебаба о буйной молодости, или, на худой конец, повествования Хапса о науке жить оптом.

Три раза в день стальная дверь открывалась, и ретивым Топазом подавалась еда — для всех одинаковая и невкусная. Но каждый раз на металлическом столике, заставленном жестяными тарелками, оказывалась литровая бутылка достаточно неплохого виски с запиской: «Для смертельно больного графа Вискерса». Виски, естественно, пил не только секретарь бывшего императора, и потому порции явно не хватало, о чем неоднократно говорилось Топазу, который в ответ только жульнически улыбался и заверял, что обязательно доведет до капитана требование дорогих гостей.

Но ничего не менялось, и в один прекрасный момент Кебаб вдруг заявил:

— Предлагаю устроить бунт на корабле!

— Я — за! — тут же согласился Хапс. — Четыре дня сидим как в тюрьме. И никакой связи с окружающим миром! Даже по шморофону поговорить не с кем, потому что нет ни шморофона, ни связи.

— А вы заглядывали в каюты, расположенные в конце коридора? — поинтересовался Вискерс.

Он уже чувствовал себя гораздо лучше и потому полным ходом участвовал жизни коллектива, сплоченного коридорным заключением.

— Нет, — ответил Кебаб. — Стану я по чужим каютам лазить! У нас с Батоном есть своя и нам ее хватает, тем более, что остальные заперты.

Каюты были тесными и вмещали всего двух пассажиров. Таким образом Кебаб соседствовал с Батоном, Хапс с Отжимом и лишь Шмор с Джемом (видимо, по статусу) довольствовались отдельными помещениями каждый. Ну, а Вискерс, как больной неизвестной болезнью, располагался где-то в середине коридора, в одной из свободных кают, находясь — как объяснил Топаз — на излечении.

Но санузел, которым заканчивался длинный коридор, был для всех одним, и представлял собой огромное помещение, утыканное унитазами вдоль и поперек. Причем — без перегородок.

— Зря, — сказал по этому поводу граф Вискерс. — Наши каюты — для людей, которых можно продать как людей.

— Не понял! — воскликнул Шмор.