Шмордонские тайны

— Морсик, милый, ты где? Морсик, любимый, ну отзовись, наконец!

Премьер-министр, твердя про себя текст присяги Джаппурии, делал вид, что не слышит голоса, звучавшего из шморофона, до тех пор, пока трубка не отключилась. Как только в палате стало тихо, он осторожно выскользнул из-под одеяла и шмыгнул в санузел.

Сделав дело, Морс с чувством глубокого удовлетворения вышел из туалета и обомлел. В кресле сидел незнакомый мужчина, одетый в шмордонскую военную форму! На груди мужчины сверкала большая серебристая блямба странной формы, а лицо посетителя было покрыто потеками какой-то разноцветной жидкости.

В шморовизоре опять пел Сексот. Под жесткий ритм электрической джалалайки с экрана неслись слова:

«На свой чугунный торс надену портупею,
И стану я танкистом — хоть куда!»

Морс, еле сдержав вопль ужаса, собравшийся вырваться из его груди, внимательно вгляделся в мужчину, и душа его наполнилась облегчением, потому что он узнал посетителя. В кресле сидел Отжим Чтоплохолежим. Лицо последнего было разукрашено отнюдь не краской, а самыми обычными синяками различной степени свежести. Серебристая блямба на груди при детальном рассмотрении оказалась обычной медалью, завернутой в трубочку самым необычным образом.

— И вы тоже попали сюда за деньги? — спросил у Отжима Премьер-министр.

— Обижаете, — ухмыльнулся Чтоплохолежим. — У контрразведки есть другие способы проникновения.

Морс улегся в кровать и распорядился:

— Докладывайте, чему вы научились.

Отжим вытащил из-под своей задницы пульт шморовизора, щелкнул кнопкой, и в палате наступила тишина. Засунув пульт зачем-то туда, где он до этого находился, Чтоплохолежим наклонился к кровати и заявил:

— Прошу обратить внимание на поведение сотрудников джаппурского посольства в Шмордоне.

Он указал рукой сначала на свое лицо, а затем на медаль, свернутую в трубочку.

— Господа Батон и Хапс не соблюдают субординацию, плюют на дипломатический протокол, постоянно употребляют алкогольные напитки и при этом все время занимаются рукоприкладством!

Премьер-министр, поморщившись, ответил:

— Это не ко мне. Напишите жалобу на имя министра иностранных дел Стандарта Резинового. Все посольства находятся в его прямом подчинении. А мне расскажите, чему вы обучались и каких успехов достигли.

— Пожалуйста, — кивнул головой Отжим. — Пока я прохаживался по заднему двору больницы, мне довелось увидеть много интересных вещей. В личный джамобиль главного врача (кстати, багажник его был постоянно приоткрыт) чего только не клали! Представьте себе — туда поместилось даже полкабана в вяленом виде!

— Постойте, — сказал Морс недовольным голосом. — Для того, чтобы наблюдать подобные вещи, совсем не нужно было летать черт знает куда. Вы, насколько я помню, и так умели это делать раньше.

— Секундочку! — сделал рукой успокоительный жест Отжим. — Я зашел в кабинет главврача и поинтересовался у последнего, откуда в его джамобиле полкабана. В ответ он сунул мне две тысячи тагриков и попросил никому об этом не рассказывать. Тагрики я, конечно, взял (возможно, они впоследствии послужат вещественным доказательством). Но возникает вопрос: если главврач под страхом разоблачения первому встречному позволяет управлять им, не возникнут ли потом проблемы с охраной пребывающих на лечении лиц государственного масштаба? Я имею в виду вас. К вам может проникнуть любой шпион!

Морс, вспомнив неожиданное появление Крокозябла в своей палате, понял, что Отжим во всем прав. И еще он понял, что основное умение контрразведчика заключается, прежде всего, в способности делать нужные выводы из самых простых на первый взгляд событий, случающихся там и тут.

— Я вижу, вы действительно многому научились, — сказал Премьер-министр. — А теперь расскажите мне, как проходило обучение, и откуда у вас взялась медаль.

— Хорошо, — сказал Отжим.

Он нагнулся к кровати ближе и хотел было поведать Морсу о своем пребывании в Шмордоне, но изменение положения тела переместило зад Отжима в кресле и пульт, сработав, опять включил шморовизор, который взорвался новым новостным выпуском.

На экране возникла автозаправочная станция, похожая на поле боя. В центре площадки зияла воронка, а вокруг дымилось то, что осталось от бензоколонок и магазина. Асфальтовый каток, смотревшийся в этом пейзаже несколько лишним, все равно в нем присутствовал. Он лежал на крыше, задрав вверх два своих железных колеса.

Диктор, захлебываясь, рассказывал: