Мне захотелось сделаться прозрачной, поверить ему все – мою неуравновешенность, мои слабости, лихорадочный шопинг, рассказать о ночи с соседом-философом, признаться, что я могла дарить себе мужчин, поскольку мне недоставало единственного, а именно – его, рассказать, что женщины нередко подбирают мужчин подобным образом, даже не догадываясь, по какой таинственной причине это происходит. Но с философом я не занималась любовью, я лишь спала рядом с ним, мне было необходимо в нем то, что не мог дать никакой кашемировый пуловер, даже тройной вязки, ведь мне был необходим Бог.
Было ли это любовью?
– Нам нужно идти, – сказал он наконец. – Что вы об этом думаете?
– Правда же, мне редко случается испытывать такое волнение,– Я не солгала в этот момент, полностью отдавая себе отчет, какую опасность таит высказанная мною истина.
Он нежно прикоснулся пальцами к моим губам и сказал мне на ухо:
– Это именно то, что я жаждал услышать.
На мою беду, в тот самый момент, когда он на прощание поцеловал меня в щеку, почти коснувшись края губ, я, понятия не имевшая, когда он позвонит мне снова, вдруг осознала тяжесть сложившейся ситуации. Разве возможно так привязаться к мужчине, с которым вы ни разу не занимались любовью?
Помогая мне надеть мою розовую кроличью накидку, он нежно усмехнулся. Сколь бы странным это не показалось, но у меня возникло впечатление, что эта усмешка разом стерла чувственную окраску нашей встречи и все слова, что он прошептал мне.
Он смеялся надо мной. Вежливо, одновременно забавляясь и наслаждаясь женственностью, наслаждаясь различием между нами.
Разумеется, он прочел в моем взгляде растерянность, впрочем, я понимала, что мыслями он уже не со мной. Он обдумывает протокол заседания кафедры? Или отвечает на письма? Мне неведомы его занятия. Единственное, в чем я могу быть уверена, это в том, что мысли его где-то далеко, что он вовсе не мечтает о том, чтобы, заперев дверь на ключ, оказаться со мной в постели. Мужчины наделены странной прерогативой: они в любой момент могут прервать любовную сцену, отбросить занимающую их мысль, отвернуться от любимой женщины при виде новой модели автомобиля или заинтересовавшись заголовком газетной статьи. А ведь мои шмотки были куплены, разглажены, надушены, дополнены украшениями, гламуризированы и надеты лишь для них. Мои шмотки составляют громадную любовную эпопею. Мне это не нравится. Но здесь, в это мгновение, меня пронзило желание опуститься на колени – прямо на улице, перед витриной или в церкви и взмолиться: «Хоть бы он в меня влюбился! Господи, сделай так, чтобы он полюбил меня!»
Мы расстались перед каким-то отелем, неподалеку от кафе, и он даже не предложил меня проводить.
Я улыбнулась; улыбка была безупречной, улыбка стратега.
– Хотите, я подвезу вас на своем мотороллере?
– Нет...
– Ну пока.
А я в тот миг желала лишь одного: удержать этого мужчину, уткнуться лбом ему в плечо. Пусть он обнял бы меня и этот миг длился бы бесконечно долго, заняв место множества будущих незнакомцев, быть может всех незнакомцев на свете, чтобы он взял меня за подбородок и прижался губами к моим, и поцелуй длился бы до тех самых пор, пока все мои шмотки, выйдя из моды, вновь сделались бы остромодными.
Приношу извинения богу гардеробов.
Платье, развевающееся, как траурный флаг
При возвращении юбка, даже сшитая из муслина, всегда тяжела, она не трепещет на ветру, она ниспадает, как приспущенный в знак траура флаг. Я шагаю, и мне кажется, что я возвращаюсь из длительного путешествия, полного кокетства, жеманства, надежд, желаний. После гигантского шопинга в отделе различных ощущений осталось впечатление неудовлетворенности от того, что человеческая особь не может принадлежать вам, как платье из розовато-бежевого муслина; можно сколь угодно тщательно разместить его в шкафу, снабдив этикеткой, но рук Бога, коснувшегося этого платья, сюда не поместить. У мечты есть свои пределы; платье – это средство плюс намерение. Перед этим свиданием я, без конца расхаживая по комнате, вновь думала о мире. Об идеализированном мире, без чистильщиков сапог, без total look, без корсетов, без сумочек в тон туфлям, без злых шмоток, без страдающих ожирением подруг, без компромиссных свиданий, без презрения к той или к тому, кем ты являешься.
Но из этого ничего не вышло.
Меня терзал один вопрос: почему повсюду, даже в любви, всегда должен быть победитель? Кто выиграл партию – Бог или я, Дарлинг?
Мне кажется очевидным, что победа осталась за Богом.
Но то, что чувствуют, порой отличается от того, что есть на самом деле.
Я совсем упустила из виду, что следовало быть забавной, а обычно это мне так здорово удается. Я упустила из виду, что следовало томно вздыхать: когда женщина бросает взгляд на мужчину и протяжно вздыхает – это так женственно и исполнено недомолвок...