Шнырлики-Охотники за Мечтой

– Всегда? – переспросил Скрипыш. – Как ты и мама Крутёна?

– Ну да, да ну тебя, – смутился папаша Нуч. – А произошли мы от Мечты, от Большой Голубой Мечты!

– Как от мечты? – удивился Скрипыш.

– А вот так…, – многозначно ответил отец. -Ведь раньше нас называли мечтариками! А потом…, потом это слово почему-то забылось…

От радости Скрипыш подскочил на месте, правда, ударился головой о потолок – перегородку футляра от старого контрабаса, домика, в котором все они жили.

Ему совсем не было больно, зато было весело от того, что они, прозрачные мечтарики, были всегда! Были и будут, были и будут…. И он запел:

Шныряют шнырлики в липучей темноте,

Скитаясь вечно, словно п’р-ви-де…

Ни Я, ни ТЫ, ни ОН, ни даже ТЕ…

Не сп’росят у п’розрачных: «где вы, где?»

Кишмя кишащих не найдут нигде…

К слову сказать, папаша Тянуч (по-домашнему Нуч), мамаша Крутиция, (или просто Крутёна) и их дети, Скрипыш и Гудёна обожали свой домик-футляр, разделённый деревянными перегородками из книг на три этажа. На первом была небольшая кухнонька; на втором – детская Скрипыша и Гудёны; на внутренней полочке – коллекция скрипелок и гуделок детей; в углу – сачок Гудёны для сбора мечты, а на третьем «этаже» – спальня родителей шнырликов: с двуспальной кроватью из старых книг на ластиках-ножках.

Песенка быстро кончилась, но вопросы, переполнявшие всё существо Скрипыша, всё не кончались.

– А какие это «мечты», папа Нуч? – живо поинтересовался «почемучка».

– Мечты бывают простые, на каждый день, что ли…, – объяснил отец. Поправив одеялко, он ласково провёл огромной ладонью по жёлто-неоновым волосам сына.

– Такие, как «попить и поесть»? – озадаченно спросил малыш, усаживаясь на кроватке.

– Да, самые будничные, серенькие, обычные…. Это даже не мечты, а …желания. У наших соседей Глэдов остались только такие. Разве что малыш Тим, который всё ещё видит мечты. Раньше дети придумывали себе прекрасные сияющие миры, видели нас, мечтариков, играли с ними. – Тянуч призадумался. – А теперь… Кто-то в нас больше не верит, а кто-то думает, что ему всё только приснилось. Взрослея, дети скучнеют и обо всём забывают.

– Только не Тим, – горячо зашептал Скрипыш.

Четырёхлетнему Тиму и, правда, нравились добрые прыгучие человечки, а ещё он радовался радужно-переливчатым пузырям, тем, что иногда парили над землей. Внутри каждого из них было что-то спрятано, только он никак не мог разглядеть, что. Редкие шарики мечтаний появлись тогда, когда его папа был счастлив или когда он играл на своём контрабасе. При этом лицо Марка Глэда становилось задумчивым и словно подсвечивалось изнутри.

– Эти непрозрачные вечно чего-то хотят…, – рассеянно продолжил папаша Нуч.

– А чего хотят неп’рики? – снова спросил Скрипыш, а старший шнырлик почесал темечко:

– Сначала обычную пустышку; потом – первую игрушку; затем, – игрушку последнюю. Взрослые, конечно, тоже желают: первый автомобиль, десятый автомобиль…, – вздохнул Тянуч.

– И так всю жизнь?! – не сразу поверил сын.

– О, да, Скрипыш! Запросы взрослых куда значительней и затратней! Порой они просто не знают границ. Но это ничто по сравнению с настойчивым хотеньем малыша заполучить шоколадку, или чужого, пусть облезлого мишку! Ты же знаешь, что мечта о технике у нас, мечтариков не в почете. Мы ведь сами из плазмы… и у нас…

– …Есть свои штучки, – с гордостью подхватил Скрипыш.

– Да, поэтому на эти ценнейшие в мире людей желания мы почти не обращаем внимания. Даже самое смешное желание вроде чупа-чупса у нас в большей «цене»!

– Я слышал, как неп’розрачные дети п’росят иг’рушки! Всё п’росят и п’росят!