«Шоа» во Львове

Когда закончились слова поздравлений и за скромным праздничным столом, где на десять душ была одна бутылка самодельного вина, начались вялые беседы, Михаил и Олекса перевели внимание на объявленный в мае с большой помпой набор в так называемую «Стрелецкую дивизию СС Галиция». Эта тема взбудоражила полностью все галицийское общество. Говорили, что украинская молодежь Галиции оказалась на распутье, имея на выбор три дороги: или записаться в дивизию, или, дождавшись прихода большевиков, пойти в Красную армию, или податься в УПА,

И дядя Михаил и Олекса единодушно высказались против дивизии.

— Теперь, когда война уже проиграна, — возмущались они, — немаки вдруг вспомнили об украинцах и надумали забирать наших ребят в свое войско, понятно, в качестве пушечного мяса.

Дядя Михаил настаивал, что ОУН категорически против, чтобы галицийская молодежь вступала в немецкую дивизию. «Патриотический долг молодежи — вступать в ряды Украинской Повстанческой Армии», — говорил он.

— Все «в лес» уйти не смогут, — скептически заметил Олекса.

Через несколько дней после папиных именин мой друг Павел предложил посмотреть парад новобранцев, который должен был состояться в центре города около Оперного театра. Павел знал какого-то полицая, который согласился провести нас двоих через оцепление к дому около самого театра. Из окна второго этажа дома номер сорок один на проспекте Свободы мы с Павлом наблюдали за парадом дивизионных новобранцев. Тогда эта улица носила название Адольф Гитлерринг, а на том самом месте, где позже установили памятник Ленину, как уже говорилось, находился памятный знак Гитлеру в виде высокого гранитного красноватого куба. Вверху на нем в темной чугунной чаше горел газ, который должен был символизировать вечный огонь в честь фюрера Великой Германии.

С высоты мы наблюдали за трибуной, которую немцы установили перпендикулярно проспекту, спиной к входным дверям театра. На трибуне разместили ряды стульев, чтобы высокое немецкое начальство не очень утомилось зрелищем парада аборигенов. Несколько украинских гражданских лиц затерялось среди массы немецких военных фуражек и безупречно начищенных офицерских сапог. Фасад театра и трибуну облепили государственными флагами Германии и эсэсовскими эмблемами. На красных гитлеровских полотнищах виднелись белые круги, а в середине — черные свастики. Напротив трибуны, за памятником Гитлеру, расположили стенд с золотым львом на синем фоне — гербом галицийской земли. Вдоль безлюдной аллеи парами стояли девушки в национальной одежде, держа в руках стяги с тем же гербом.

Загремели фанфары, прибыл на автомобиле губернатор Галиции — Отто Вехтер. Девушки вручили ему ритуальный букет цветов, и начался парад. От Академической (теперь проспект Шевченко), по той стороне улицы, где теперь Национальный музей, подъехала группа всадников в крестьянских свитках. Всадники продефилировали перед трибуной и повернули на другую сторону проспекта, где теперь музей этнографии. Таким зигзагом около трибуны двигался весь парад. Звучали какие-то выступления, что-то говорили Панькивский и Кубиевич. Звучали аплодисменты подобранной на этот случай гражданской публики.

Те, кто поддерживал идею создания дивизии, принадлежали к сторонникам «реальной политики» Андрея Мельника. «Реалисты» наивно думали, что вновь повторится то, что случилось в конце Первой мировой войны, а именно: оба империалистических хищника — Германия и Россия — настолько взаимно ослабеют, что не смогут противостоять силам угнетенных народов. Тогда дивизия как регулярное украинское воинское формирование скажет свое весомое слово, как это сделали Сечевые Стрельцы в 1918 году. Мельниковские интеллигентные мечтатели и фантазеры плохо понимали реальную ситуацию.

Оркестр врезал бодрую цепочку стрелецких песен и появились пешие колонны новобранцев. Хлопцы маршировали вяло, без необходимого энтузиазма. В глаза бросались их уставшие лица. Большинство из них из-за парадных перипетий не спало всю ночь. Шеренги новобранцев в гражданской, поношенной, часто деревенской одежде, не были похожи на стройные военные ряды, скорее всего напоминали толпы паломников на какой-то храмовый праздник. Немцы кривились, среди новобранцев виднелось много низкорослых, чернявых юношей, далеких от видимых нордических стандартов. Под впечатлением недавних критических домашних разговоров, усиленных еще тем, что все это я наблюдал с высоты, откуда человеческие фигуры были похожи на кукол, парад казался мне жалким. Не оказал он хорошего впечатления и на моего Павла.