По утверждению некоторых исследователей (Я. Хонигсман), около 30 % от количества вывезенных составляли евреи. Под обухом террора НКВД очутилась и значительная часть польского общества. Но для ненасытного чекистского дракона и евреи, и поляки служили лишь приправой, так сказать, «гарниром» к основному блюду. Не подлежало сомнению, и это показал последующий ход событий, что в Западной Украине для советской репрессивной машины с первого до последнего дня ее палаческой деятельности не было более важного и грозного противника, чем украинский «буржуазный» национализм. Националистом большевики называли каждого украинца, кто хоть как нибудь выступал против русификации (омосковления). На самом деле националист — борец за равноправие наций; настоящий националист признает право всех наций иметь собственное государство. Идеология освободительного национализма — честная и справедливая, она неотъемлемая составная демократических убеждений. Освободительный национализм — это идея, свобода и действие нации, направленные на построение государства на своей этнической территории. Базовым постулатом освободительного национализма является лозунг: «Свободу народам! Свободу человеку!».
Конечной целью этнических процессов при советском социализме должно было стать создание нового общества — русскоговорящего «советского народа». Опираясь на новые догмы марксизма-ленинизма, Москва теоретически обосновала проведение старой империалистической политики ассимиляции украинцев. В будущем для торжества коммунизма украинцы должны были полностью слиться с «великим русским народом». А кто выступал против этого, то был националистом, да еще и «буржуазным», и подлежал уничтожению. К слову, российского «буржуазного» национализма чекисты не замечали. Таким образом, так называемый советский интернационализм был ни чем иным, как соединение лжи, хитрости и лицемерия, что имел целью расширение пространства для российской нации. Другие народы, в частности украинский, должны отречься от родного языка, выбросить свою национальную культуру, народные обычаи, забыть собственную историю, присоединится к российской нации и ассимилироваться. На практике советский интернационалист — человек, который нарушая Божьи и человеческие законы, утверждает верховенство господствующей российской нации или свое желание быть батраком, помыкателем на службе у завоевателя.
В начале 1941 года Мусе Штарк рассказал нам за чаем на кухне из-за осторожности вполголоса о суде, который проходил во Львове над большей группой украинской молодежи за принадлежность к ОУН.
— Что надо этим молодым людям? — удивлялся Мусе. Ведь советская власть, в отличие от польской, по национальным признакам украинцев не дискриминирует. Никто не запрещает украинский язык, наоборот. Хочешь учиться? Пожалуйста, двери всех вузов перед украинской молодежью открыты настежь. Хочешь работать, пожалуйста, нет преград, если способный — занимаешь любую должность. Этнической дискриминации нет. Неужели они хотят Гитлера?
Отец промолчал. Позже в домашней беседе он объяснил: Мусе не может или не хочет понять, что украинцы, как все нормальные народы, стремятся иметь собственное государство.
Я уже тогда хорошо знал хитромудрые галицийские правила игры при общении с поляками и евреями. Не только мой отец, но и знакомые украинцы учитывая обстоятельств постоянного притеснения постоянно лукавили: одно говорили, а совсем другое думали. Из-за этого даже такой умный, образованный, интеллигентный человек, как Мойсей Штарк, имел неправильное, искаженное представление о настоящих настроениях и стремлениях галицийских украинцев. Как говорят, бывает, что и на мудреце бес катается.
Располагая во Львове широким кругом знакомых среди украинства, Николай Щур со своей стороны тоже принес свежие новости, которые дополнили рассказ Мусе новыми фактами. Оказалось, что на улице Пельчинской (теперь Витовского), в усадьбе НКВД (бывшее городское управление электросетями) проходил массовый судебный процесс над студенческой молодежью. До сих пор советы свои политические судилища проводили тайно, при закрытых дверях. В этот раз чекисты впервые специально допустили к суду нескольких старых львовских адвокатов с дальним прицелом, чтобы те распространяли информацию о суровой решительности и холодной безжалостности карательной политики советской власти, увеличивая среди населения страх и панику. Перед большевистским кривосудием стало тогда 59 юношей и девушек. Приговор был ошеломляющий: 42 обвиняемых, из них 11 девушек, приговорили к смертной казни. За инкриминированные им действия при польском санационном режиме, который коммунисты называли фашистским, подсудимые получили бы несколько месяцев заключения, в наихудшем случае — несколько лет. Москве же было необходимо не только сгустить атмосферу страха и так через верх напуганных, затерроризированных львовян, а прежде всего — уничтожить дух сопротивления в украинском обществе.