Запомнился еще тогдашний рассказ повара Матиева. Перед войной он работал на кухне в ресторане гостиницы «Жорж». Где-то за неделю до начала немецко-большевистской войны гостиничные уборщицы начали жаловаться, что в доме появилось множество откормленных, сильных крыс, которые нагло лазят по комнатам и кухне в ночное время. О до сих пор невиданном засилье крыс заговорили знакомые «каналяжи» (так называли во Львове работников канализационно-очистительной системы). «Где-то тут их кто-то разводит, — утверждал знакомый «каналяж», — никогда ранее таких больших крыс мы не видели». «Я начал догадываться, но не хотелось в это верить, — рассказывал Матиев. — Сразу после бегства большевиков я со своим другом Максимом по поручению Организации проверил энкаведистский особняк, который расположен рядом с гостиницей «Жорж». В доме, где кинотеатр «Европа» (теперь площадь Галицкая, 15), мы тщательно осмотрели все помещения. Знали, что тут временно содержали политических заключенных для каких то специальных допросов. Все комнаты были пустыми, ни следа о арестованных, везде было чисто, убрано. Тогда мы спустились вниз в подвал. Подвальные помещения были пустыми, за исключением одного, самого большого. Тут пол был засыпан толстым слоем чистого желтого песка. Канализационный люк был почему-то открыт, а внизу шумела речка Полтва. Известно, что на этом месте когда-то находилась мельница. Стены этого подвального помещения были выщерблены пулями. Не было сомнений — это расстрельная комната. Куда же тогда девали трупы? Посредине стоял столик, а на нем белел, возможно, забытый лист бумаги. Это была учетная ведомость со списком лиц, которым выдавались патроны. Почти все фамилии — на «-енко», то есть восточно-украинские, немного российских, еврейских фамилий там не было. Когда мы вышли из подвала наверх, то заметили, что подошвы нашей обуви по ранты пропитались кровью. Надо было долго отмывать обувь, потому что человеческая кровь очень цепкая».
Утром дворничиха стала обходить квартиры, собирая ключи от подвалов. Для чердака, на котором жители сушили белье и тряпки, был один ключ на всех. Зато от подвала, разделенного на клетки дощатыми перегородками по количеству квартир, каждый ответственный житель имел собственный ключ от своего замка. Тут держали картошку, бочки с квашеной капустой, домашние маринады, разные причандалы, а также запас угля и дров, потому что газом наш дом не отапливался. Дворничиха объяснила, что немцы в поисках притаившихся красноармейцев хотят проверить подвалы и чердаки. «Если не будет ключей, — угрожала она, — немцы поломают перегородки и подожгут подвал, они уже так делали».
Еще во время польско-немецкой войны, как упоминалось, два двора со стороны Яновской улицы и два двора со стороны Клепаровской слились в один большой двор. Заборы между ними были разобраны. Военный жандармский патруль доложен был сделать проверку одновременно во всех четырех домах. Немцы обыскивали дома по установленной схеме: вначале подвалы, а затем чердаки. В жилых кирпичных домах большого города со сплошной старинной застройкой только подвалы и чердаки были ничьими помещениями, где незаметно могут спрятаться посторонние личности. В квартиры жандармы не наведывались. За квартиры отвечали конкретные хозяева.
Для осуществления проверки в наш двор вошли два немецких жандарма с овчаркой и с гражданским переводчиком. Немецкие военно-полевые жандармы были страшновато зловещего вида. Головы спрятаны в глубоких тусклых касках с ремешками, застегнутыми под подбородком. Несмотря на теплый июльский день, жандармы были одеты в длинные, прорезиненные от непогоды, стального цвета плащи, которые доходили им почти до пяток. На первой пуговице плаща висел на петельке квадратный черный электрофонарик. С шей жандармов, как бусы, свисали цепочки из белого металла. К ним были прицеплены белые таблички в форме полумесяца с надписью: «Feldgendarmerie» (Фельджандармерия). Поперек груди — автоматы. Один из жандармов держал на поводке большую сторожевую овчарку. Гражданский переводчик стоял в стороне. Это был молодой, студенческого вида хрупкий парень с сине-желтой повязкой на левом рукаве. Ни моего отца, ни большинства мужчин тогда дома не было, они, согласно распоряжения немецкого коменданта города, пошли на свои рабочие места, те же, кто присутствовал, притихли в своих квартирах и не показывались.