Шок и трепет. Война в Ираке

Тем временем Хатем быстрехонько разбирает и собирает автомат, лихо вколачивая крышку на место маленьким, но крепким кулачком, и со знанием дела прицеливается в черно-белую корову, жующую жидкую травку метрах в двадцати от дома. Хатем склоняет голову к прикладу, прищуривает глаз и нажимает на курок. Боек глухо клацает. Корова продолжает свою продуктивную жизнедеятельность. Хатем победно поднимает АКМ над головой и другой рукой делает знак victory. В этот раз толпа из восторженных сестер, теток, братьев и соседских детей радостно кричит и улюлюкает. Широченная улыбка еще не успела сползти с лица Хатема, как его 15-летний брат Луай в приступе ревности выхватывает автомат из рук брата, и шоу идет по второму кругу.

Нахсан оставляет мальчишек с их любимой игрушкой и ведет гостей к свежевырытой квадратной яме три на три метра и глубиной метра полтора неподалеку от их большого одноэтажного кирпичного дома, выкрашенного под цвет глины и поэтому почти незаметного с дороги. В этой яме его семья будет прятаться, когда начнется бомбежка.

«После начала бомбежки партия скажет нам, где копать траншеи для обороны деревни, — говорит Нахсан. — Но скорее всего, каждая семья будет защищать свой собственный дом. Мы будем стрелять, пока не кончатся патроны, а потом мы будем сражаться с врагом кинжалами, камнями и палками».

Нахсан уверен, что патронов у них хватит на неделю боев. Что касается запасов еды и необходимых вещей, семья собирается сражаться, а не отсиживаться в убежище…

Луай заканчивает упражняться с автоматом и, передав его другому брату, подходит к Нахсану, прислоняется с любовью к его руке и говорит, что никто не стреляет из автомата лучше его отца: «Отец сказал мне, что, если его ранят или с ним что-нибудь случится, я должен не обращать внимания, а продолжать стрелять во врагов, пока всех их не убью».

В деревне, разбитой на небольшие, в три-четыре дома, хутора, раскиданные на сотни метров друг от друга, около 150 домов с населением более трех тысяч человек. Сотни из них, мужчины и мальчики, способные держать оружие, тренируются в стрельбе, роют укрытия и готовят себя к последнему и решительному бою, вдохновляемые уездным партийным и религиозным руководством.

Местный мулла доктор Хамед Абдул-Азиз Эль-Шейх Хаммад — чрезвычайно импозантная личность, с безукоризненно подстриженной седоватой бородой, в дорогой серой робе и белом тюрбане с красным околышем. Его громкий, проникнутый неподдельной эмоцией голос наполняет мечеть до самых сводов своей болью, яростью и решимостью и призывает правоверных мусульман из почти двухсот окрестных деревень быть готовыми «превратить свои деревни и дома в неприступные крепости».

«Мы не хотим этой войны, которую нам навязывают, — убеждает меня мулла после проповеди. — Но если нам придется воевать, все будут сражаться — и мужчины, и дети, и женщины. И они не побегут врассыпную. Они превратят свои деревни и дома в крепости, и победа будет за нами по воле Аллаха. Враг будет разбит».

Уволившийся из ВВС в запас по состоянию здоровья, бывший майор, а теперь аспирант-компьютерщик Мухаммад Ибрахим выходит из мечети взволнованным и просветленным. Мухаммад говорит, что у него дома целых десять «Калашниковых», но, к сожалению, — семь дочерей и всего два маленьких сына, одному из которых уже исполнилось десять лет, но он серьезно болен и не может научиться стрелять. Поэтому Мухаммаду пришлось обучать стрельбе жену и двух своих сестер. Кто-то же должен помогать ему защищать дом от американской армии…

И так в каждой деревенской семье. В большом, но обветшалом глиняном доме 77-летнего седого и почти слепого Али Хоммади живут 31 человек, из которых пять сыновей и семь внуков умеют пользоваться оружием. Они также с большой охотой демонстрируют свои боевые навыки, привычно превращая это действо в семейный праздник, в разгар которого жена Али, 64-летняя крупная и внушительная старуха, врезается в толпу внуков, вырывает священное оружие из чьих-то детских рук, вскидывает его над головой и начинает пританцовывать, помогая себе громкими ритмичными завываниями.

«Саддам, Саддам! Твое имя потрясет Америку!» — надрывно причитает Хадер.

Она, однако, не совсем валяет дурака. Хадер в свои годы не забыла, как стрелять из автомата, и готова сражаться наравне с мужчинами: «Если мне не достанется оружия, я буду рвать американцев зубами». И Хадер, к пущей радости своих домочадцев, показывает несколько раз, как именно она будет это делать, кусая свою руку пониже локтя длинными, редкими, кривыми желтыми клыками…

Из дневника

8 марта

Возвращаемся в Багдад в абсолютной темноте. Джип GMC плывет по ровной прямой дороге. У меня перед глазами все время стоит лицо этой старухи, а в голове навязчиво крутится «за что аборигены съели Кука».

11 марта