Шок и трепет. Война в Ираке

В их районном штабе никого нет, кроме часового. Штаб — это мишень. Все они переместились в чайхану на площади перед мостом. Я столько выпил с ними чаю, заваренного на плодах вяленого лайма, что даже губы обжег. Это как наш чай с лимоном, только вкуснее. В микрорайоне, примыкающем к площади, около пятисот домов. Здесь все друг друга знают. Это старый Багдад. Местного партийного босса зовут Гаех Хамид. Он руководит всеми местными патрулями. Сегодня дежурит великолепная семерка, в состав который входят рыбак, токарь, инженер, книгоиздатель, торговец канцтоварами, маляр и студент-юрист.

Они вооружены автоматами и дежурят в микрорайоне 24 часа (4 часа спят) через три дня на четвертый. В остальные дни дежурят другие. У партии много бойцов.

Сейчас их основная задача — выявлять чужаков (своих-то они всех знают), останавливать их, проверять документы и, если надо, доставлять в штаб или в полицию.

Когда здесь появятся американцы, их задачей будет защищать мост до последней капли крови.

Чайхана, в которой мы пьем чай, имеет богатую историю. Сам Саддам Хусейн часто заходил в эту чайхану, когда учился в школе неподалеку.

В самой чайхане ничего особого нет. Вполне затрапезное убранство с обыкновенными столами и стульями и с обшарпанными стенами.

Сегодня все бойцы дежурной смены возбуждены до предела. Ночью их посетил сам Удэй Саддам, старший сын президента.

Инженер Абдулла Фахми так описывает эту встречу: «Ночью к мосту медленно подъезжает джип с включенными фарами. По нашему сигналу машина останавливается, и из нее выходит сам Удэй. Он решил лично проверить, как мы охраняем город, спросил, нужно ли нам что-нибудь, поблагодарил за хорошую службу и уехал. Мы были так рады его видеть».

Так. Семейка серьезно пошла в народ. Что-то будет.

6 апреля

Первую половину дня провел в доме политолога Вамида Надхми за беседой. Вамид почти единственный в Ираке живой официальный оппозиционер. Ему одному разрешено критиковать режим и его лидера. На стене висит пожелтевшая фотография, на которой Саддам снят весте с Вамидом.

Я очень люблю разговаривать с Вамидом и знаю его давно. Но сегодня нам очень мешают крылатые ракеты, которые каждые десять минут пролетают низко над домом профессора. В ужасе я уезжаю обратно в гостиницу. От страха я ничего не понял из того, что говорил профессор. Но у меня есть пленка, и я ее расшифрую, когда приду в себя.

Вамид: «Кровь, разрушения, постоянные бомбежки иракцы не забудут. И потому американцам будет очень трудно в дальнейшем управлять этой страной прямо или косвенно».

Как умный человек, не связанный с Министерством информации, профессор понимает, что американцы будут управлять этой страной. Но им будет трудно.

Конечно, трудно. Нам-то и своей собственной страной управлять ой как трудно. Особенно последние 80 лет.

Журналистов свозили на юг города и показали подбитый американский танк. Но тут пролетел самолет, и журналисты кинулись врассыпную. Американцы позднее сообщили, что танк у них просто сломался, и они его бросили.

Если бросили, значит, все же отступили. Где они сейчас? Американские коллеги говорят, что все там же, в аэропорту.

Сегодня рано утром уехал российский посол. С ним несколько дипломатов и наших журналистов, несколько групп телевизионщиков. Несмотря на отсутствие связи, посольство нашло возможность предупредить всех российских журналистов об отъезде и рекомендовало им присоединиться к конвою. Сказали, что им обеспечен безопасный коридор. В посольстве остаются три или четыре человека.

Удивительно то, как один известный журналист, единственный из нас, кто прекрасно говорит по-арабски и который приехал в Багдад только пару дней назад по страшной и непредсказуемой аманской дороге, вчера бегал по гостинице и говорил, что надо срочно уезжать, что его группа обязательно поедет с посольскими.

Я не понимаю этого. Они безумно рисковали, прорываясь сюда сквозь войну. Толком даже не поработали и сегодня уезжают. Опять рискуют. Самое страшное это — приехать на войну, когда она уже идет, и уехать с нее, когда она еще не кончилась. Я никогда не пойму этих храбрецов. Мой, парализующий мозг, страх заставляет меня оставаться здесь, в Багдаде. Ну и интересно все же, чем и как все закончится.

С Юрой я на эту тему даже не говорил. У меня вообще создается впечатление, что он готов сидеть где угодно, хоть в тюрьме Абу Грейб, только не возвращаться домой.

Днем позвонил жене, сказал, что опоздал на посольский конвой, черт побери! Ну что тут поделать. Понимаешь, пришлось остаться. Ну не бежать же в самом деле за комсомолом, задрав штаны.

Был обруган при помощи слез в голосе.

Позднее сообщили, что посольский конвой обстреляли. Есть раненые. Там ехал мой друг Саша Минаков, один из самых профессиональных военных журналистов. Он уехал, когда пришла замена. Вечером узнал, что с ним все в порядке. Из журналистов вообще никто не пострадал. Слава Богу.

Звоню жене. Она теперь просит, чтобы я не пытался выехать из Багдада, пока все не кончится. Хорошая фраза — «пока все не кончится». Емкая.

7 апреля