ШОК-Н-ШОУ

— Талант? — растягивая гласные и слегка оттопыривая нижнюю губу, серьезно проговорил он. — Дорогая Глория Кошелкина, да будет вам известно: талант за версту виден. И сразу. А за всяких бездарей заступаться не советую. Даже если это ваши лучшие друзья. Дело это неблагодарное. И никому не нужное. Сколько раз я таких артистов жалел. Клипы с ними снимал. А потом волосы на себе рвал. Видите, все вырвал. Ни одного не осталось.

— Каждый может ошибаться, — тихо, но упрямо сказала Глория.

— Это я в курсе, — вновь совершенно серьезно сказал Барчук. — Вот про вас и этого мальчика я еще не знаю, ошибаюсь или нет. Может, у вас и слуха-то нет. Потому что я не слышал, как вы пели. Но шанс у вас с Сережей Петровым есть. И талант есть. А воплотите вы его или нет — от вас зависит. Что касается девушки с пышными формами, я могу, конечно, кое-что посоветовать. Ей не о сцене надо мечтать. А о хорошей, нормальной профессии. И о добром, непьющем муже. Если на сцену полезет, окажется во всем известном месте. Поверьте моему опыту, Глория.

Внутри у Глории в который раз все перевернулось. Любимый «Гришенька», в котором она уже тысячу раз успела разочароваться, разговаривал с ней всерьез. Прямо, как папа, когда ей было три-четыре года. Он разговаривал именно таким тоном. Грустным и серьезным. Потом папа погиб. Трагически. Под колесами дрезины. Некоторые «добрые люди» говорили, что погиб он «по пьянке». Глупости говорили. Нет, конечно, папа не был трезвенником. Но чтобы пьяным под колесами пропасть — ерунда все это. Тогда Глория была маленькая, не могла провести следствие. Но, повзрослев, стала подозревать — папа погиб не просто так. Кому-то он дорогу перешел. Знать бы кому… А мама… Мамы сроду у Глории не было. То есть, теоретически, наверное, была. Но ни папа, когда она была маленькая, ни бабушка никогда о ней ничего не говорили. Нет, бабушка, конечно, пыталась убедить внучку, что ее мама была хорошей, доброй женщиной, умершей во время родов. Но то, как она при рассказе отводила глаза, убеждало Глорию, что ее мама просто, наверное, бросила папу. И отправилась искать счастье. Во всяком случае, шестое чувство подсказывало Глории, что мама жива, но знать о дочери ничего не хочет…

— Будем петь! — вдруг решительно выкрикнул Барчук. — Сначала Сережа, потом вы, Глория. Не будем заморачиваться с аккомпанементом — я в курсе, что рояль здесь не успели настроить. Маэстро, отдыхайте. Ребята, валяйте, а капелла.

Глория знала слово «а капелла» и ужаснулась. Петь без сопровождения? А как же Сережа? У него всегда по пению тройка была…

Но Ежик неожиданно выступил вперед и ломким голоском выкрикнул:

— Я тебя никогда не забуду!

— Оч-хорошо, — кивнул Барчук, как показалось Глории, несколько разочарованно.

Сережка запел. А Глория в который раз за этот день поразилась. У Ежика оказался дивный по чистоте баритон. Господи, как он пел! Лучше Смеяна, Петкуна и Маршала. И даже лучше Караченцева. Он почти не двигался. И даже плечи не расправил. Но пение его по-настоящему брало за душу. А когда он дошел до слов «И качнутся бессмысленной высью…», у Глории слезы на глаза навернулись. Чужая, несчастная любовь, окончившаяся словами «Я тебя никогда не увижу» в исполнении Ежика достигала самых потаенных глубин души. Может быть, и ей предстоит именно такая любовь? Ой, как бы не хотелось! С другой стороны, если любовь настоящая и сильная, разве что-то имеет значение? Даже смерть…

— Лорка, ущипни меня, — раздалось над самым ухом.

— Зачем?

— Это сейчас Ежик пел? — спросила Галка.

— Угу.

— Ты уверена?

— Ты же сама видела, — вздохнула Глория. — Оказывается, Сережка у нас — талант. А никто, кроме Барчука, этот талант не прозрел.

— Да, нехило, — тоже вздохнула Галка. — Ему тоже надо было в театральное поступать. Там у мужиков конкурс значительно меньше. Хотя… ведь ему это не надо, правда? Он у нас технический гений. Зачем ему сцена? Разве что из-за тебя. Не удивлюсь, если ты сейчас тоже что-нибудь этакое выдашь.

В голосе Галки послышалась явная зависть.

— Ничего я не выдам, — недовольно проговорила Глория. — Чудес не бывает.