Шок от падения

Джейкоб облокотился на прилавок. Возможно, он чувствовал то же, что и я, но по своим собственным причинам. Но наружу прорвался только гнев. Я бросил пакетики в кружки и налил воды в чайник. Он не ждал от меня никаких слов. Он мог сердиться и без этого.

— Она даже не хочет об этом говорить. Она попросила меня больше не обсуждать эту тему.

Я достал из холодильника молоко и налил немного в чашки. Джейкоб — один из тех, кто предпочитает сначала наливать молоко и класть сахар. Когда чайник закипел, он тоже раскипятился.

— Кто так делает? Кому пришло в голову сделать взрослому человеку такую прическу? Она им не девочка. И не кукла.

Мои мысли были уже далеко.

Меня отвлекают связи. Я нахожу их повсюду, потому что мы все сделаны из одного теста, одной и той же звездной пыли, маленькая девочка и кукла, соль в воздухе, дождь, пропитывающий мою одежду. Он умоляет меня: хватит, перестань. Перестань. Его руки, держащие факел, дрожат. Он пытается убежать, как обычно, по-дурацки наклонившись вперед и широко разведя ноги в стороны. Она хочет поиграть с тобой, Саймон. Она хочет поиграть в салки.

Джейкоб саданул кулаком по столу так, что задребезжали груды грязных тарелок и ножи с вилками попадали на грязный линолеум.

— Ты даже не слушаешь. Ты никогда не слушаешь.

— Я просто…

— Да что с тобой такое?

— Ничего.

— Тогда выслушай меня.

— Извини…

— Она им ничего не сказала, потому что ей было неловко, и она боялась, что им тоже будет неловко. А им вообще плевать. Она сидит, уставившись в стену или в окно, а в это время они делают все, что им вздумается.

Он вдруг резко замолчал.

Я хотел хорошенько его встряхнуть. Хотел ему напомнить, что когда-то он все равно должен будет ее оставить, что это была его идея — снять квартиру на двоих. Он не может бросить меня сейчас.

Но я этого не сделал. Я слушал, как кипит чайник. Наблюдал, как пар конденсируется на обоях и стекает по стене. Я чувствовал на себе взгляд Джейкоба. Однажды он уже смотрел на меня так.

Правда № 3

Мы почти не разговаривали.

Он не из тех, кто говорит о таких вещах, как мать или брат, или о всяких там душевных переживаниях. Он не станет сидеть, сгорбившись, за пишущей машинкой, марая бумагу своими семейными секретами.

Мы сидели в моей спальне. Мы поставили какой-то диск, и я не помню, что мы слушали, а только то, что его все время заедало, и наконец Джейкоб его выключил. Мы были укурены, я помню.

Джейкоб добывал у Хамеда отличную траву, и мы использовали уже не самодельную бутылку, а высокий стеклянный бонг, который купили на рынке Сент-Никс на новоселье.

Теперь я почти не курю, но в то время у меня уходило примерно пол-унции в неделю. Дениз Лавелл считает, что это многое объясняет. Когда я рассказал ей о картинках, которые тогда рисовал, и как я при этом чувствовал, что мои руки движутся сами по себе, она сказала, что, скорее всего, я уже тогда был психом, просто в то время этого никто не знал.

Джейкоб бубнил что-то неразборчивое. Что-то про свою мать и про то, как ее причесали.

Он держал мою подушку, прижимая ее к себе.

Передо мной лежал блокнот, и я смотрел, как карандаш движется по бумаге.

Я даже не знал, что конкретно я рисую, просто рисунок появлялся у меня на глазах. В середине была коробка, но не плоская, а трехмерная, как на той открытке, которую я нарисовал для Саймона много лет назад.

— Прекрати.

Из нее тянулись трубы, похожие на щупальца, которые соединяли ее с другими коробками, поменьше. Скорее не коробками, а цилиндрами.

— Что ты делаешь, ты можешь сказать?

Они образовывали кольцо вокруг центра. Другие трубы, в свою очередь, соединяли их со вторым кольцом цилиндров, а потом с третьим.

Он вырвал у меня блокнот.

— Это идиотизм! Хватит уже!

Это был не единственный такой рисунок. Я рисовал эту картину раз за разом. Наверное, я целыми днями этим занимался.

Джейкоб уничтожал их, разрывая каждый листок на мелкие кусочки.

— Это мое, — сказал я.

— Чувак, ты уже не соображаешь, что делаешь.

— Это был мой блокнот.

— Давай займемся чем-нибудь еще. Поиграем в приставку, к примеру.

Я встал и пошел к дальней стене. Я не водил ручкой, я просто следил, как она движется.

— Мы потеряем залог, — напомнил он.

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Пожалуйста…

— Ну что тебе от меня нужно? Не видишь, я занят? Занят!

Я сорвался на крик. Не нарочно, просто так получилось. Он, похоже, испугался, и тогда мне стало стыдно. Я отвернулся к стене и смотрел, как передо мной материализуется очередной цилиндр.

— Извини. Просто я занят. Мне надо кое-что доделать.

Сквозь открытое окно долетал шум уличного движения и еще какой-то звук, которого я не мог разобрать. Джейкоб выкурил две сигареты, прежде чем снова заговорил.

— Помнишь школу? — спросил он наконец. Он говорил так тихо, словно боялся, что память его подслушает и сбежит. — Первый день, когда ты одолжил мне свой галстук?

Ручка выскользнула у меня из пальцев и упала на ковер.

— Это было очень давно.

— Да, но я никогда не забуду.

Я дал ему галстук, и он обернул его вокруг воротника, а потом беспомощно посмотрел на меня.