Шок-школа

– Вот-вот, поощряете пьянство на рабочем месте.

– Ничего не поощряем! Гамлетовский вопрос каждый решает самостоятельно.

– А Гамлет тут при чем?

– Так вечный же вопрос «Пить иль не пить?»! Короче, если верить нашей всезнайке Дельвихе, этот Лев Александрович сначала надрался, а потом еще и подрался, с кем – не знаю, она об этом не писала. И вышибли дядечку из стройных рядов педагогов нашей образцовой школы, не поглядев на его заслуги и регалии.

– Сурово, – заметила я. – Но справедливо. Как говорится, «дура лекс, сед лекс».

– Чего сразу дура-то? – обиделась Натка, не распознав латынь.

– Это означает «суров закон, но это закон».

– А-а-а… Ну, уволенный дядька тоже, говорят, был суров, пятерками не разбрасывался, двойки ставить не стеснялся… Ладно, Лена, все, мне пора бежать, давай, пока!

«Сурового дядьку» Льва Александровича я увидела днем позже и сразу же вспомнила, как Натка в период ее восторженной влюбленности в Шоко-школу проводила параллель между этим учебным заведением и Хогвардсом, поскольку и там и там в педагогическом коллективе имелся благообразный седобородый старец. В Хогвардсе он звался Дамблдором, в Шоко-школе – Львом Александровичем.

Хотя старцем экс-учитель Бехтеревич вовсе не был, он еще даже до официального пенсионного возраста недотянул. Годков Льву Александровичу изрядно добавляла серебряная борода, впрочем, иного – не дамблдоровского, а скорее толстовского фасона. Выразительный образ учитель литературы явно слизал у своего тезки Льва Николаевича: борода лопатой, строгий взгляд, погруженность в мысли о важном и вечном – возможно, о дубине народной войны.

Наверняка не о непротивлении злу насилием, иначе не пришел бы Лев Александрович с иском в суд, а смиренно принял бы свое увольнение, еще и вторую щеку подставил бы…

А нахлестать по щекам Льва Александровича явно желала тонкая и звонкая, как дуэльная шпага, молодая красотка с гневно сверкающими очами. Она представляла истца – Шоко-школу, в которой работала заместителем директора по воспитательной части, и звалась Виленой Леонидовной Крупкиной.

Видно было, что Лев Александрович и Вилена Леонидовна друг другу сильно не нравятся: угадывалась за их неприязненными взглядами какая-то предыстория, но у меня не было времени ее раскапывать. Плевакин, выгребая из долгого ящика и раздавая другим судьям недоделки хворого Кравченко, особо подчеркнул, что расплеваться (миль пардон за каламбур) с ними надо без проволочки, эти дела и без того уже подзалежались.

Суть заявленной претензии Льва Александровича к бывшему работодателю была ясна и понятна. В обоснование иска Бехтеревич указал, что был уволен с должности учителя русского языка и литературы 01.11.2019 по пункту 8 части 1 статьи 81 ТК РФ за совершение работником, выполняющим воспитательные функции, аморального проступка, несовместимого с продолжением работы. С увольнением не согласен, поскольку не считает конфликт с другим учителем аморальным проступком.

– Просто конфликт? – возмутилась со своего места Вилена Леонидовна Крупкина. – Это вы так про пьянку с дракой?

Я строго попросила барышню воздержаться от выкриков с места.

– Драки не было, пьянки тем более! – затряс бородой разгневанный Лев Александрович.

Ему я тоже сделала замечание.

Из акта о расследовании факта совершения аморального проступка усматривалось, что 30 октября 2019 года после третьего урока на перемене учитель Л. А. Бехтеревич, находясь в состоянии алкогольного опьянения, вступил со школьным врачом С. И. Лариной в конфликт, выразившийся во взаимном оскорблении и потасовке.

– Истец, вы употребляли на рабочем месте алкогольные напитки? – спросила я Бехтеревича.

– Разумеется, нет! Никогда! Ни в тот день, о котором идет речь, ни когда-либо ранее! Только не на рабочем месте!

– А вне его, значит, употребляли?

Лев Александрович развел руками:

– Как все… Иногда, но исключительно в приватной обстановке.

– Да он же месяцами из запоя не выходил! – опять вмешалась госпожа Крупкина.

– Я удалю вас из зала суда, – пригрозила я ей и продолжила опрос истца. – У вас действительно случались запои?

– Что-то подобное было однажды, этим летом, – признался Лев Александрович. – Когда умерла Машенька, моя жена… Но я бы не назвал это запоем! Да, я около трех недель не выходил из дома и в большем, нежели обычно, количестве употреблял крепкие спиртные напитки, но я не пил, как говорится, без просыху. Мне просто никого не хотелось видеть, и я никуда не ходил… Но, между прочим, имел на это полное право, поскольку находился в летнем отпуске!

Я заглянула в бумаги.

– Тут сказано, что в урне для бумаг под вашим рабочим столом обнаружилась бутылочка с остатками коньяка, а от вас исходил сильный запах алкоголя. Почему, если вы не пили?