Шок-школа

– Не от меня, а от моего пиджака, который оставался висеть на спинке стула, когда я выходил, извините за подробность, в туалетную комнату! – Бехтеревич зачем-то отряхнул рукав своего пиджака – наверное, того самого. – А почему? Да потому, что в мое отсутствие кто-то вылил тот коньяк на мой пиджак! А когда я стал этим возмутительным хулиганством возмущаться, прибежала госпожа Ларина, наш доктор, заставила меня дышать в трубочку, и объявила, что я несомненно пьян, каковым наветом, разумеется, до крайности меня возмутила!

– И крайность выразилась в том, что вы подрались со школьным доктором?

– Я? С женщиной?! – Лев Александрович одернул на себе пиджак. – Увольте, я воспитанный человек. Я просто вырвал у нее из рук эту вонюч… эту трубочку и растоптал ее. Да, растоптал! А почему нет? Им, значит, можно топтать мое человеческое достоинство, а мне эту прокля… эту трубочку топтать нельзя? А что же мне можно?!

– Если прибор показал то, чего не было, вам можно и нужно было потребовать повторного лабораторного освидетельствования у врача, – терпеливо подсказала я. – Почему вы этого не сделали?

– Да потому, что этот жандарм, этот солдафон, наш охранник, буквально затолкал меня в комнату отдыха и со словами: «Ляг-ка, проспись» – запер дверь! И я сидел взаперти четыре часа, а когда меня наконец выпустили, отправляться на освидетельствование в лабораторию было уже поздно!

– Спасибо, понятно. Ответчик, теперь вопросы к вам. До этого дня в школьном коллективе замечали, что Бехтеревич выпивает?

– Мы это подозревали, – Крупкина вздохнула и печально взглянула на Бехтеревича. – У Льва Александровича случилось большое горе – после тяжелой продолжительной болезни умерла его любимая супруга. Администрация школы и педколлектив, кстати, оказали коллеге материальную помощь. У нас так принято, никто не остается без…

– Ближе к делу, пожалуйста.

– После смерти супруги Лев Александрович замкнулся, потерял интерес к жизни, но до последнего времени это не сказывалось на учебном процессе. Дисциплину он не нарушал, учебный план выполнял, серьезных нареканий не имел.

– А несерьезные, значит, были?

Крупкина пожала плечами:

– Так, сущая ерунда… Не стоит об этом.

– Кхе-кхе! – громко и откровенно саркастически кашлянул истец.

– Не буду дополнительно портить репутацию Льва Александровича, рассказывая о его незначительных проступках, – с нажимом произнесла Крупкина и пристально посмотрела на бывшего коллегу.

– Кхе-е!

– Истец, может быть, вам откашляться в коридоре?

– Простите, больше не буду.

– Ответчик, что, по-вашему, произошло в тот день?

– Не знаю, – Крупкина развела руками, и на пальце сверкнуло колечко с бриллиантом. – Какая-нибудь памятная дата, что-то личное, из незабываемого светлого прошлого… Какая, собственно, разница? При всем уважении к Льву Александровичу его переживания не должны иметь пагубного воздействия на учащихся. А он сидел в учительской пьяный – глаза красные, волосы взъерошены, одежда в пятнах и такое амбрэ – фу-у-у…

– Я три часа сочинения проверял, конечно у меня глаза покраснели! – взвился Бехтеревич. – А волосы дыбом встали от того, какую чушь написали некоторые дети. «Аннушка разлила масло, поскользнулась и упала под поезд» – это о Карениной!

– Истец, я вас все-таки выдворю. Ответчик, в вашей школе это нормальная практика – проверять педагогов с помощью алкотестера?

– Да нет же, он вообще-то для водителей, – объяснила Крупкина. – У нас же есть собственный небольшой автопарк – одна машина представительского класса, пассажирская «Газель» и автобус, а еще мини-трактор, так что водителей и садовника доктор обязательно проверяет на алкоголь.

– А им она тоже дает алкотестер с заранее вставленной трубочкой? – ехидно поинтересовался Бехтеревич. – В которую уже подышал кто-то сильно подшофе?

– И как же вам, Лев Александрович, не стыдно! – всплеснула руками, разбрасывая слепящие бриллиантовые искры, Крупкина. – Мы к вам со всей душой…

– Душевно выгнали меня, опозорив?!

– Все ясно. Если дополнений нет, то у суда нет больше вопросов, и суд удаляется для вынесения решения. Истец, ответчик, прошу вас покинуть зал суда.

– Но у меня еще ходатайство! – спохватилась Крупкина. – Прошу приобщить к делу должностную инструкцию учителя, согласно которой он обязан соблюдать этические нормы поведения и быть примером для учащихся!

Инструкцию я приобщаю, бывших коллег выдворяю и, выслушав еще свидетелей – школьного психолога и того самого охранника, удаляюсь принимать решение.

Это не занимает много времени – я как раз успеваю выпить чашку кофе.

На основании представленных документов и свидетельских показаний суд в моем лице приходит к выводу о недоказанности совершения уволенным учителем аморального проступка.