Шок-школа

– Это фальсификация! – горячится адвокат.

Я назначаю экспертизу.

– Или же речь шла об официальной оплате обучения, а вовсе не о взятке, – предполагает адвокат, слегка сдавая позиции.

– Наличными? В конвертике? Ха! – хмыкает Сурикова. – Официальную оплату я безналом внесла, по выставленному школой счету. Чек есть в деле. И кстати, о клевете…

Она разворачивается к Крупкиной как танковая башня:

– Сдается мне, объявив нашу девочку недоразвитой, вы опорочили ее честь и достоинство. Следовало бы нам и такой иск подать.

– Послушайте, я все понимаю – родительская гордость, святая вера в своего ребенка, но если девочка отстает…

– Евростандартам соответствует! – парирует Сурикова.

И тоже ходатайствует о приобщении к делу пары характеристик – из школы, где успешно учится Люся Бондарева, и из клиники, где девочка прошла обследование. Обе бумаги оформлены на двух языках и подписаны в Праге – действительно евростандарт.

– Чего только не купишь за деньги, – закатывая глаза, негромко, как бы в сторону, язвит Крупкина.

Сурикова усмехается.

– Про деньги я уже слышать не могу! – заявляет Натка, когда приходит ее очередь отвечать на вопросы. – Пять месяцев мой сын ходил в Шоко-школу, и это не учеба была, а непрестанное вымогательство!

– О каких деньгах вы говорите? Прошу факты и цифры, – сухо говорю я.

Мне надо быть очень осторожной, чтобы ни в коем случае не выглядеть ангажированной и предвзятой. Общаться с сестрой по-свойски я никак не могу. Она же в этом своем боевом настроении миндальничать не намерена, и это меня тревожит.

– А у меня все подсчитано! – заявляет Натка с интонацией «все ходы записаны», и открывает блокнот.

Она перечисляет расходные статьи и озвучивает суммы.

Только сейчас я понимаю, что не имела полного представления о затратах на обучение племянника, и узнаю теперь о них не как ближайшая родственница, а как судья.

Да если бы я знала, сколько денег Натка вбухивает в Шоко-школу, давно бы уговорила ее оставить эту затею!

– Естественно, я понимаю, что затраты на подарки учителям и благоустройство класса мне никто уже не компенсирует, но это ладно, я-то хотя бы взяток никому не давала – считай, сэкономила, – заканчивает сестрица.

– У вас вымогали взятки? – уточняю я.

– У нас – нет, не вымогали, – отвечает Натка, выделяя голосом местоимение. – Нам очень быстро дали понять, что мы с сыном в Шоко-школе элемент инородный, слишком уж мы бедные и простые, что с нас взять, надо нас просто выдавить…

– Это неправда, мы ко всем своим ученикам относимся одинаково! – возмущается завуч Крупкина.

– Вы? Вот лично вы? – оглядывается на нее Натка.

– И лично я, и вообще наша школа…

– Да лично вы назвали моего сына аутсайдером и сказали, что он не жилец!

В зале кто-то ахает. Кажется, это супруга Вешкина – Снежная Королева.

– Я?! Когда это я такое говорила? – Крупкина озирается, взглядом призывает в свидетели своих адвокатов, те качают головами и хмурятся.

– Напомнить вам? – у Натки наготове аудиозапись.

Я даю разрешение на воспроизведение, и все мы слушаем, как жюри школьного конкурса решает, кому из юных артистов присудить победу. Впервые в зале суда звучит имя Аркадия Трефа.

– Дочь Аркадия Трефа учится в Шоко-школе? – уточняю я. – Скажите, а у нее нет каких-либо проблем с успеваемостью, дисциплиной, манерами, соответствием вашим высоким стандартам?

По залу проносится хохоток.

– У Альбины Треф?! – Крупкина в изумлении. – Разумеется, у нее все в порядке! Ребенок из такой семьи…

– То есть семья Кузнецовых вас не устраивала? – спрашиваю я.

Учитывая, что это и моя семья, о чем представители Шоко-школы не могут не знать, отвечать им приходится с осторожностью.

– Мы же все понимаем, что ребенок, который растет в неполной семье, без отца, с матерью, вынужденной большую часть времени уделять работе, неизбежно испытывает дефицит родительского внимания и не контролируется взрослыми должным образом, – мягко, даже сочувственно говорит Крупкина. – Факт есть факт: директору нашей школы поступило коллективное заявление от родителей учеников первого класса «А». Я зачитаю, вы позволите?

Я позволяю, куда деваться.

Завуч с выражением читает:

– «С целью создания в коллективе учеников нормальной рабочей обстановки и ради безопасности наших детей убедительно просим избавить первый „А“ класс от присутствия в нем ученика Кузнецова Арсения. Являясь неуравновешенным и дурно воспитанным ребенком из неблагополучной неполной семьи, Арсений Кузнецов постоянно мешает учебному процессу, нарушает дисциплину, дерется, обижает других ребят и даже учит их плохому – например, приносит в школу подозрительные вещества растительного происхождения и настойчиво предлагает детям их попробовать…»

– Клевер! – громко восклицает Натка. – Обычный клевер – это подозрительное растение? Для кого? Даже коровы его не боятся!

В зале смеются.

– Прошу тишины, – говорю я и строго гляжу на сестру, мысленно призывая ее не увлекаться и держать себя в руках.