– Ну, лично я ничего не понимаю в коровах, никогда их не пасла, – Крупкина тоже срывается. – Но десять подписей под коллективным заявлением с просьбой убрать ребенка из класса – это вам не ерунда! Это серьезное дело, и вам бы спасибо сказать, что мы не подключили инспекцию по делам несовершеннолетних, не поставили Арсения на учет, расстались по-хорошему, не испортив парню биографию!
– А что, собственно, требовало подключения инспекции по делам несовершеннолетних? – спрашиваю я.
Может, Натка о чем-то умолчала?
Может, я не знаю, а Сенька учудил в этой Шоко-школе что-нибудь этакое, совершенно несуразное, что ни в какие ворота не лезет?
Мысленно я наскоро провожу ревизию известных мне выходок племянника, но не нахожу ничего такого, что действительно можно считать хулиганством.
– Ну, мальчик постоянно нарушал дисциплину, срывал уроки, дрался с другими детьми, – Крупкина отвечает мне, а смотрит на адвокатов – и те мотают головами. – Впрочем, я не готова сейчас говорить об этом подробно.
– Понятно. Если нарушения и были, то администрация школы их не фиксировала, – заключаю я.
– Зато я все фиксировала! – заявляет Натка. – Есть еще одна запись, она сделана в кабинете директора в тот день, когда меня заставили забрать документы сына. Можно включить?
Конечно, можно.
Мы все – особенно заметно встревоженная Крупкина с адвокатами – внимательно слушаем разговор Натальи Владимировны Кузнецовой и Эммы Францевны Якобсон.
Охи и вздохи в зале раздаются после Наткиных слов: «Скажите уже прямо, что вы просто хотите избавиться от Сеньки, потому что он не сын банкира, министра, бизнесмена!» «А и скажу, почему не сказать, – легко соглашается с ней директриса. – Да, ваш сын не нашего поля ягода! Неподходящая компания для детей банкиров, министров, бизнесменов, это вы верно подметили. У вас растет хулиган, а мы готовим элиту общества».
– Элиту общества, значит, – повторяю я в наступившей тишине. – Это где-то у вас записано? В Уставе, в планах каких-то? Хотелось бы подробнее ознакомиться с концепцией вашего учебного заведения. Кто ее разрабатывал и утверждал?
– Педколлектив, совет попечителей, лично Учредитель, – перечисляет Крупкина.
– Аркадий Треф?
– Ну конечно, и Треф.
Снова Треф!
Всегда и всюду Треф…
Похоже, придется мне вызвать в суд этого уважаемого господина.
– Мам, ты еще не спишь? – открыв входную дверь своим ключом, Сашка позвала меня из коридора.
И поскольку было очевидно, что я не сплю – дверь ко мне была открыта, в комнате горел свет, – она тут же строго добавила:
– А зря, в твоем возрасте нужно соблюдать режим.
– В твоем тоже! – парировала я, закрывая ноутбук, чтобы слезть с кровати и картинно встать в проеме двери. – Мы договаривались, что ты вернешься в десять, а сейчас сколько?
– Сколько? – дочь неубедительно притворилась, будто не знает, что опоздала минимум на час, и полезла в карман за мобильником – время смотреть.
Она взглянула на телефон и неожиданно оживилась:
– Ой, знаешь, кто мне сегодня звонил?
– Не меняй тему разговора!
– Да это интереснее!
– Лично мне всего интереснее твоя безопасность, а ты болтаешься где-то ночью, в темноте и непонятно с кем…
Сашка, ничуть не впечатленная моей строгой речью, вздернула брови:
– Да ладно? Не говори, что ты не посмотрела все наши сториз и фотки, я же видела, ты их лайкала!
Я покраснела. Все правда: пока Сашка встречалась с подружками, я сидела в интернете, внимательно приглядывая за происходящим дистанционно. Благо, дочь отметила всю свою компанию в первом же посте.
– Я прям чувствовала себя как Штирлиц под колпаком у Бормана! – пожаловалась Сашка лампе под потолком.
Хитрюга прекрасно знает, что аналогия с классикой поможет усыпить мою бдительность!
– Переигрываешь, – отметила я и пошла на кухню – разогревать для Штирлица картошку с мясом.
Судя по фоткам, постам и сториз, модные блогерши на своей затянувшейся встрече ели только низкокалорийные зожные десерты из травок и семечек. Я была уверена, что Сашка не откажется от жаркого, хотя наверняка не станет его фотографировать и выкладывать в инстаграм.
– М-м-м, пахнет вкусно, что это? – как я и предполагала, дочь без задержки пришла на аромат горячего. – Ой, картошка с мясом, жуть какая! – в слове «жуть» отчетливо прозвучало радостное предвкушение. Сашка села за стол и вооружилась вилкой.
– Ешь, – сказала я и поставила перед ней сначала дымящуюся тарелку, а потом плетенку с хлебом. – Я никому не скажу.
– Во-ош, кшташи…
– Не говори с набитым ртом.
– Кстати, о секретах! – Сашка положила вилку, чтобы снова схватить смартфон.
Неужто все-таки дерзнет взорвать умы и выложит в сеть фото своего позднего ужина? Картошки с мясом и хлебом! Да еще и после шести часов вечера!
Нет, не дерзнула. Она открыла журнал входящих вызовов и показала мне незнакомый номер:
– Знаешь, кто это?
– Скорее нет, чем да, – ответила я неуверенно, потому что давно уже не запоминаю телефонные номера. За меня это прекрасно делает мой мобильник.
– Вот и я не знаю! Загадка! Интрига! – Сашка положила смартфон и снова взяла вилку.