– Это факт, мам! – и глаза невинные-невинные, что, собственно, и настораживает.
Вот чему их в школе учат? Точно не честности и открытости.
Бабу Глашу Натка заметила издалека – едва вошла во двор.
Бабу Глашу не заметил бы только слепоглухонемой.
В ярко-красном, нарядном и праздничном, как первомайский кумач, полупрозрачном дождевике поверх старомодного габардинового пальто баба Глаша выглядела как гигантский надувной шар.
Старушка, которая когда-то близко дружила с Наткиной бабушкой, весила под девяносто кило. И лет ей было примерно столько же – под девяносто.
Причем баба Глаша с годами делалась не только обширнее, но и громче, так что Натка уже метров с пятидесяти расслышала:
– Ну все ж как надо делаю! Смотри сама: сею под стеклышко малипусенькие семена, вот прям микроскопические, но земелькой их не присыпаю, так ведь?
Ответа собеседницы бабы Глаши Натка не услышала – голос у той был нормальной громкости, не иерихонская труба, но, очевидно, она подтвердила правильность действий бабы Глаши.
– Потом смотрю в оба и, как только вижу всходы, сразу же пересаживаю!
Тут собеседница, видимо, что-то спросила, потому что баба Глаша истово перекрестилась и убежденно ответила:
– Да не дай господь, конечно, только с земелькой, вот прямо с комком, чтобы только корешочки не повредить! А цветы все равно получаются мелкие, и что-то мало их совсем…
– Здравствуйте, Глафира Петровна! – подойдя поближе, поздоровалась Натка.
– А вот и Натуся! – баба Глаша обрадовалась и подвинулась на лавке, открывая свою компаньонку. – А тебя тут подружка дожидается!
– Добрый вечер, – выглянув из-за бабки, поздоровалась с Наткой Марина Вагнер.
Натка с трудом удержалась, чтобы не протереть глаза.
Это было совершенно невероятное зрелище: модная, нарядная, ухоженная фрау Вагнер бок о бок с бабой Глашей в первомайском кумачовом дождевике.
Декорации: серый вечер, деревянная лавка на облупленных чугунных ногах, вид на распахнутую и подпертую кирпичом дверь подъезда «хрущобы». И диалог о цветочках, которые выращивает бабуся!
Сюр какой-то.
Но фрау Вагнер ситуацией не смущалась и развеиваться, как дивное видение, не собиралась.
Встав с лавочки и весьма сердечно попрощавшись с бабой Глашей – та закивала, шурша полиэтиленом: «Иди, Марусенька, иди!» – она подскочила к Натке:
– Извиняюсь, что появилась без предупреждения, но очень нужно поговорить!
Натка огляделась.
Вести раскрасавицу фрау в свое скромное жилище ей не хотелось, а единственная лавочка у подъезда была занята гиперобщительной бабой Глашей.
– Тут неподалеку маленькая булочная-пекарня, можем выпить там чаю, – неуверенно предложила Натка. И не удержалась – добавила: – Если, конечно, это не слишком простое для вас заведение.
– Нормальное, – не заметила подначки фрау Вагнер и бодро зашагала в указанном направлении.
Вдруг она запнулась, звонко шлепнула себя по лбу и отскочила назад, чтобы сообщить провожающей их взглядом бабе Глаше:
– Я поняла! Это из-за тени! У вас тут солнца мало, настурции этого не любят, у них цветы становятся мелкими и редкими!
– Ах ты ж, господи! А что делать-то? Что сажать-то, Марусь?
– Что-то простое и неприхотливое… Я подумаю! – Марина Вагнер кивнула бабе Глаше и догнала Натку.
Та смотрела на нее во все глаза.
– Что? – не поняла Марина. – У меня же сеть цветочных магазинов и садовый питомник, я сразу вижу, какие у дома клумбы и кто за ними ухаживает.
– Точно, баба Глаша начинает в земле ковыряться, как только снег сойдет, – промямлила Натка.
С фрау Вагнер, разговаривающей по-человечески и без привычного высокомерия, ей было как-то некомфортно.
А Марина и в булочной повела себя необычно: редкие виды чая не спрашивала, напитками на миндальном и кокосовом молоке не интересовалась, спокойно взяла чашку с плавающим в ней пакетиком и самолично отнесла за стол. И блюдце с румяным пухлым пирожком, сочащимся красным вареньем, не забыла.
– Так о чем вы хотели поговорить? – спросила Натка, едва пригубив свой собственный чай и надкусив пирожок.
– Я знаю, вы судитесь с Шоко-школой, – с места в карьер взяла фрау Вагнер, и глаза ее мигом приобрели своеобычный острый прищур. – Я хочу рассказать вам, что в нашем первом «А» все дети поделены на три группы. Есть первая категория, вторая и третья. Ваш сын, уж извините, числился в третьей.
– Не понимаю, – Натка положила пирожок: у нее вдруг пропал аппетит. – Как это – в третьей категории? Как некачественный продукт?
– Не обижайтесь, это не я придумала, – пожала плечами Марина Вагнер. – Это все наша жэпэ…
– Кто? – Натке показалось, что фрау выругалась.