Шоколад (СИ)

Я вдруг отчётливо поняла, до утра не доживу, и Пасечник это знает. Он поднялся, отключил от меня приборы, закутал в одеяло, взял на руки и понёс. Медсестры на посту не было, нас никто не остановил. Мы миновали коридор, спустились на лифте, поплутали по безлюдным больничным коридорам и через чёрный вход вышли на улицу, где обычно курил персонал.

Ночной промозглый ветер бросился в лицо. Я не успела замёрзнуть, как мужчина дошёл до больничной автостоянки, разблокировал черный внедорожник, открыл дверь и бережно уложил меня на заднее сиденье, подложил под голову небольшую плоскую подушку.

Он ничего не говорил, только иногда смотрел на меня. Он кому-то позвонил, сухо отдал распоряжение, и мы двинулись по пустому ночному городу. Через время исчезли столбы освещения, за окнами машины стало совсем темно, видимо, выехали на трассу. Пасечник увеличил скорость. Дальний свет разгонял темноту на дороге. Урчал мотор, шуршали шины, поскрипывало сиденье, ветер бился в стёкла, иногда салон освещали фары встречных машин. От монотонного движения меня укачало.

В этот раз я отключилась надолго, потому что очнулась, когда меня стало трясти на неровной дороге.

Куда он торопится?

Мы ехали в плотном густом непрозрачном мареве. Автомобиль двигался достаточно быстро, объезжая рытвины, и я поняла, что лежу накрытая больничным одеялом в другом автомобиле, пропитанном запахами курева. Что-то мелькнуло в памяти и исчезло.

Пространство медленно очищалось от ночной мути, когда я снова очнулась на руках Пасечника. Увидев серое низкое небо над головой, узнала его, вздохнула полной грудью сырой, холодный воздух. Пасечник двигался медленно, словно груз, который он нёс в руках, становился тяжелее с каждым шагом. Я же наоборот, пригрелась, ощутила, как непонятный морок спадает с меня, смертельный капкан ослабляет хватку, давая возможность дышать.

Пасечник остановился, огляделся и сел на землю. На краю колонии были уже другие запахи, чувствовался густой аромат смолы, хвои и даже мяты. Закрыв глаза, погрузившись в гипнотический транс, Пасечник молча баюкал меня как маленького ребёнка. Зачем всё это? О чём он думал, притащив меня сюда? Его обвинят в моей смерти. Дурак!

В колонии началось моё схождение в ад, я не могла этого забыть. Мне стоило помнить и другое. Очутившись на дне, я стала карабкаться вверх и выбралась. Просто потом моей воли не хватило, чтобы противостоять. Если бы не волчара, возможно, у меня был бы шанс остаться в живых.

— Сними бронежилет, прошу тебя, — у Пасечника, кажется, начался бред, — сними бронежилет, почувствуй её. Ты сильная. Ты сможешь.

Человек, травмированный войной, уходил от меня куда-то по военной дороге, видел что-то недоступное мне. На лицо упали мелкие капли дождя. В колонии у меня было ощущение, что я не просыхаю от слёз. Может быть, я путала дождь и слёзы, или плакала под дождём, или вместе с дождём. Дождь здесь плакал без остановки, не считая трёх дней после ямы. О чём он печалился?

— Майя, слышишь? Открой глаза, посмотри на меня. Пожалуйста. Смерть нельзя исправить. Смерть — это навсегда. За ней ничего нет. Не умирай, прошу тебя.

Я подняла тяжёлые веки, разлепила мокрые ресницы.

— Здесь раньше была яма. Мы прямо над ней. Это… место твоей силы, ты не зря приходила сюда. Ты пережила здесь страшные дни, не сломалась, не попросила пощады. Я много видел разных людей и всегда только один путь, чтобы узнать чего стоит человек. Испытание, которое ставит его на грань жизни и смерти. Ты прошла своё испытание. Твоя сила здесь Майя, — он положил руку на грудь. Ты познала свою мощь, выиграла своё сражение. Выиграй его ещё раз.

Взгляд Пасечника обрёл прежнюю жесткость. Он чуть встряхнул меня, посмотрел будто в самую сердцевину меня, сжал в объятьях.

— Не смей умирать, Майя. Сними бронежилет, впусти её, она поможет!

Тонкая нить, звеневшая в груди, завибрировала сильней, и вдруг в меня, словно ударила молния, тело выгнуло дугой. Спазм был такой силы, что я встала на мостик. Приступ длился и длился, мне казалось, я больше не выдержу, не выдержу внутреннего напряжения. Сознание моргнуло, и сразу же закрутило в черную воронку, потащило, завертело. Кажется, я оглушительно кричала, срывая голос. Сквозь грохот, крик и шум пробились слова.

— Я держу. Держу. Не отпущу.

Когда-то среди лесов и болот охотники устроили заимку, потом в этом месте появилось небольшое селение. Охотники били зверя, на то и кормились. Однажды приехавшие скупщики пушнины обнаружили в селении лишь полуразложившиеся трупы. Что случилось с охотниками, никто так и не узнал, хотя версий было несколько. Некоторые считали, что в убийстве охотников замешана бабка — шаманка и её красавица дочка, которые жили неподалёку и внезапно исчезли.

В этом проклятом месте, как назвали его люди, стали происходить странные явления. Начались подземные толчки, бесконечно лил дождь, ночью наползал туман, всё вокруг чахло и вымирало. Зона вокруг этого вроде бы локального места стала расширяться и расти.