У него сорвало все предохранители. Он затопил меня своими ласками, словно благодарил за то, что получил допуск к моему телу. Никакой требовательности, жесткости, принуждения не было ни в одном прикосновении, ни в одном поцелуе, только томительная, необыкновенная, щемящая, трепетная нежность. Пасечник не оставил ни одного сантиметра на моём теле, чтобы не обласкать его. Он словно просил прощения за всё то, что случилось в колонии, стирал воспоминания касаниями, поцелуями, толчками, доводя меня до вершины снова и снова.
Мы разделили одно дыхание на двоих. Я задыхалась, плавилась от его губ, пальцев, вспотевшего тела, скользившего по мне. Выгибалась навстречу, захлёбывалась стонами. Иногда воздух исчезал, и меня выбрасывало в невесомость в потоке солнечных искр. Мои ладони скользили по жесткому телу, по буграм мышц, по небольшой поросли на груди. С ним всё было ярко, горячо, остро. Мир кружил меня в калейдоскопе эмоций, то бросая в мягкий омут блаженства, то выкидывая в открытый космос. Моему телу было до боли правильно в его объятиях.
Усилившийся звук дождя по стеклу превратился в гремящий оркестр, аккомпанирующий нам, восхваляющий мужчину и женщину в их прекрасном чувственном танце.
Полковник оказался марафонцем. Неутомимыми ласками он знакомил меня с головокружительными ощущениями, стирал из моей памяти прошлые годы, записывал на подкорку себя, своё тело, свои губы. Он хотел полностью вытеснить чужого человека из моей памяти, и под вечер, кажется, ему это удалось. Обессиленная, на грани засыпания, чувствуя в теле затухающие волны оргазма, я попыталась отстраниться.
Он понял, отпустив меня, лёг рядом, прижав к своему боку. За окном стемнело.
— Спи. У меня дела.
Чуть приоткрыла глаза.
— Много дел, Пчёлка.
С блаженной улыбкой я заснула, ощутив на прощание его мягкий поцелуй вместе с такой же улыбкой. Не в состоянии открыть глаза, протянула руку. Он прижался к ней щетинистой щекой на прощанье.
— Скоро буду.
Он ещё немного постоял рядом, поправил одеяло, подул на мой лоб прохладой, пальцами коснулся щеки, обвёл брови. Я шевельнулась.
— Всё. Ухожу.
Глава 19. Нет
Ночью он пришёл, улёгся на полу, видимо, чтобы поберечь мой сон. Под утро, когда за окном стало светать, Пасечник набрался наглости, перебрался ко мне на кровать, разбудил невесомыми поцелуями, мягко сместился ближе.
— Доброе утро.
Я открыла глаза. В его взгляде горел голод такой силы, словно секса у него не было минимум пол жизни. У меня болела каждая мышца, я даже голову к нему повернула с трудом, дневной марафон аукнулся моему неподготовленному телу. Пасечник, кажется, уловил моё состояние.
— Массаж?
Он помог мне перевернуться на живот и сладкая экзекуция началась. Чуткие пальцы стали массировать голову от корней волос к шее, чередуя разминание и поглаживание, перейдя к нежным растиранием затылка. Он разминал мои мышцы, бережно касался меня, гладил, целовал, ловил отклик моего тела. Смущение сменилось глубоким расслаблением, мягкие волны собирались внизу живота, когда Пасечник, размяв спину, погладил поясничные ямочки, увеличивая давление, постепенно спускаясь вниз на крестец.
Лёгкими и плавными движениями он возбуждал меня. Губы приоткрылись сами собой, я задышала сильнее, поцелуи сменялись пальцами, дыхание то обжигало, то скользило холодком. Голова и тело уплывали за его шёпотом.
— Тебе легче?
О, да!
— Скажи ещё раз…
Я произнесла это вслух?
Пасечник осторожно начал массировать мои ноги. Я уткнулась носом в подушку, задышала сильней, спрятала взгляд. Лёгкими, едва ощутимыми прикосновениями он прошелся по внутренней стороне бедра, усилил дразнящий эффект. Непроизвольно я вздрогнула и застонала. Невозможно такое представить, но строгий начальник умело настраивал меня как инструмент, на котором собирался сыграть мелодию. Я, кажется, завибрировала в такт его пальцам. Осторожные прикосновения стали смелей.
— О, да-а!
Он повернул меня на спину, придерживая своё тело на весу, устроился надо мной и аккуратно вошёл в меня. Неужели так бывает с мужчиной? Неужели…
— О, да-а-а!
Это был рай, моя цветочная поляна, утопающая в цветах и дурманных ароматах. Мир кружился под закрытыми веками, запах мужского тела будоражил обоняние, сладкие поцелуи с привкусом нектара на губах, невозможная лёгкость тела, яркое страстное желание и соединение в одно целое. Первозданный рай отпечатался в душе восторгом, тихим шёпотом, божественным наслаждением и невероятной нежностью.
— Пчёлка…
Сквозь окно пробился луч света. Солнце в колонии бывало так редко, что казалось, оно не появится никогда. Моя родная стихия, превращающая тьму в свет, дала надежду. Я раньше не знала, что бывает в ситуации нормальной близости, отыгрывала роль и никогда ничего не получала. Я играла в театре теней и сама становилась тенью, отражением бывшего мужа.
Пасечник лёг на бок, поцеловал в шею за ухом, отодвинув прядь волос, заботливо развернул к себе.
— Устала?