Словом, все это было неспроста. Такой букет происшествий с политическим душком. Корни, корни надо обрубать...
И вот - Найденов. То, что ''Гулаг'' именно у него обнаружен, это был самый весомый аргумент. И вот теперь - учит солдата английскому языку. Зачем?
После того, как изъял ''Гулаг'', Михал-Михалыч сказал об этом замполиту Джафарову. Тот страшно перетрусил, потому как сам был на крючке: Мих-Мих отнял у него машинописную копию лекции некого профессора Углова о вреде пьянства, в которой довольно прозрачно намекалось на то, что советское правительство своей политикой чуть ли не поощряет пьянство... Да и за Джафаровым тянулась сомнительная история, касающаяся пропажи девяноста тысяч афганей, якобы изъятых, по словам пленного духа, на боевых... Джафаров в тот же день прибежал в четвертую роту, рассадил всех на политмассовую работу, провел беседу, после чего раздал всем солдатам листки бумаги и предложил ответить на вопрос: кто такие Сахаров и Солженицын? С облегчением он потом собирал бумажки. Из всей роты положительный ответ дали только двое. Их ответ был одинаков, вероятно один списал у другого:'' Сахаров и Солженицын--два солдата из ''полтинника'', осужденные на четыре года лишения свободы за зверское избиение солдата-связиста в инфекционном госпитале.''
Тогда Михал Михалыч зашел с другой стороны, со стороны командира батальона, который хотел поступить этим летом в Академию генштаба, поэтому был до посинения лоялен.
- Товарищи офицеры! На будущей неделе наш батальон привлекается на боевые действия в Логарском ущелье. Предположительно, наша задача будет следующей...
Комбат показал пальцем на светлое пятно ущелья южнее Кабула. Офицеры батальона, собранные в штабе на еженедельное подведение итогов, без интереса посмотрели на карту, кнопками приколотую к стене.
- В течение недели карта будет висеть здесь. Я объявляю конкурс на лучший замысел. Вот расчет сил и средств, вот предположительные базы противника, а вот - ближайшие караванные тропы в Пакистан...
Комбат нес эту галиматью, скользил взглядом по головам офицеров, тоскливо ждавших конца совещания, а сам боковым зрением все время держал под прицелом Найденова--заинтересуется тот картой или нет, особенно караванными тропами. Тот подвел, не заинтересовался. Комбат ему тоже не доверял, хотя причина для недоверия у него была пустяковой: после вывешивания возле туалетов плакатов с ослом в воспитательных целях , Найденов предложил оклеить стены сортира памятками и наставлениями, чтобы солдаты впустую не проводили там время.
Еще более осложнило работу по просвечиванию личности Найденова то, что не далее, как вчера, тот подошел к Мих-Миху и, выражаясь блатным языком, ''вложил'', что Олегов по пьяни проболтался о том, что какая-то санитарная машина с майором во главе сдала индусам масла на четырнадцать тысяч.
- Тоже мне, принципиальный коммунист нашелся,--зло подумал о Найденове Михал-Михалыч. Этот поступок противоречил стройной гипотезе о том, что причина политической крамолы в четвертой роте - в замполите роты, ставшем не на тот путь, сбившемся с верных ориентиров.
Чтобы укрепиться в своих догадках, Михал Михалыч на следующий день снова вызвал к себе Найденова.
- Ты слышал о том, что Костиков, которого ты заменил, купил ''Шарп-777'' на деньги, привезенные контрабандой из Союза?
Найденов пожал плечами.
- Что-то такое слышал, что якобы через месяц после отпуска он купил аппарат за тридцать тысяч.
- Но на одну получку такого не купишь?
- Естественно.
- Значит?...
- Все возможно.
- Пиши!
- Что? - испугался Найденов, - Я ничего не знаю о том, что было за год до моего приезда в Афганистан!
- О чем говорили, то и пиши. Я продиктую: '' По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее: считаю, что Костиков мог через месяц после отпуска купить аппаратуру только на ворованные или контрабандные деньги.''
Найденов был в отчаянии. Отказаться было невозможно, он был по рукам и ногам повязан ''Гулагом'', отказ означал бы, что на его службе поставлен крест, а служить еще хотелось. Написать - еще больше увязнуть, бумага явно провокационная. Причем, нацелена, возможно, против него самого. Он взял протянутый лист, согласно кивнул головой и написал продиктованное, заменив слово ''считаю'' на ''слышал мнение''.
- Разрешите идти?