Шоколадная медаль

Перед ними стояло шестеро солдат помятого вида в форме без погон и знаков отличия.

— За что сидишь? — спросил Олегов у крайнего, небритого парня, глядевшего исподлобья.

— Ни за что! — с вызовом отозвался тот.

— А такое бывает? — вежливо спросил Олегов.

— Мне просто не повезло. Все воруют, а я один попался, — сказал небритый, гордо отвернув физиономию в сторону.

— О, Господи! — услышал Олегов стон начкара, который уже успел убедиться, что в камере пять матрасов, пять подушек, пять одеял.

— Где? — с яростью закричал он, схватив рукой за воротник ближайшего и тряхнув его.

— Только без рук, не имеешь права! — визгливо крикнув, вырвался широколицый парень с маленькими глазками.

— Он прав, не трогай его, — строго сказал начкару лейтенант Люшин и повернулся к без пяти минут зеку. — Ты прав, ему нельзя, он при исполнении.

— И тебе нельзя, жаловаться буду! — Прошипел широколицый, пятясь назад под угрюмым взглядом Люшина.

— И мне нельзя, правильно. Люблю юридически подкованных, — похвалил Люшин и вдруг схватил парня за ноздри замысловатым захватом, который Олегов видел один раз в исполнении батальонного врача, когда тот после боевой операции пытался вытрясти из солдата признание, куда тот дел десять шприц- тюбиков с прамедолом.

— Ой, больно! — стонал прижатый к стене парень, слезы катились по его красивому лицу.

Люшин рывком левой рукой распахнул ему форму на животе, вырвав с мясом из ветхой ткани пару пуговиц. Из трусов у того торчал кусок грязного поролона, как видно, обрывок пропавшего матраса.

— Они его порвали, а сейчас просятся на прогулку, чтобы куски в сортире утопить, — растолковал начкару Олегов. — А ну, всем раздеться!

— Я следаку жаловаться буду, кто ты такой! — нервно сказал коренастый солдат, стоявший в середине строя со сбитым на правую сторону носом, и тут же получил удар в живот. Олегов схватил за воротник скорчившегося солдата и бросил на цементный пол. Тот пытался приподняться, но Олегов наступил ему на запястье, нагнулся над ним, задрал форму на животе и выудил какую-то черную тряпку.

— Это чехол от подушки, вату они рассовали по другим подушкам, — пояснил Олегов обалдевшему от счастья начкару.

— Парни, может, еще в соседнюю камеру заглянем? — попросил тот, заискивающе глядя то на Олегова, то на Люшина.

— Давай!

— Я им тоже всего по шесть выдавал, — сказал им начкар, торопливо отпирая соседнюю дверь.

— Камера, строиться!

Акустика, видно, в отсеке была хорошей. Все, что происходило в первой камере, здесь слышали и выводы сделали соответствующие: в углу, возле параши валялись обрывки синего байкового одеяла.

— Эй, выводной, ну-ка, иди сюда, собери! — Крикнул начкар, высунувшись в коридор.

— Вот видишь, даже помощь наша не понадобилась, — усмехнулся Олегов, выходя из камеры, и, вдруг, резко обернулся назад и обвел глазами бывших солдат, стоявших безмолвно в одну шеренгу. — Зачем ты им выдавал шесть постелей? Их же пятеро?!

— Как пятеро?!..

Дрожащими руками начкар достал из кармана список, пробежал его глазами и беспомощно поглядел на Олегова:

— Парни, я же сам считал людей, здесь было и должно быть шестеро… Я ключи никому не передавал. Что делать?

— Быстро проверь камеры! Кто там сидит?

— Офицеры, двое.

— Пошли!

Начкар отпер дверь камеры, Олегов скептически посмотрел на замок. Все замки были сделаны из двух железок, выточенных на токарном станке, полгода назад, первый раз побывав на гауптвахте, Олегов убедился, что повозившись, замок можно расковырять обычным патроном от автомата.

— Двое! — крикнул начкар, открыв дверь и глянув по углам камеры.

Олегов с любопытством заглянул внутрь, в голове мелькнула мысль — как там, может, и мне когда-нибудь… Офицеры, сидевшие каждый на своей постели, с интересом смотрели на них. Звездочки были выковыряны из погон, но на выгоревшей на солнце форме на их месте темнели пятнышки, говоря, что один был лейтенантом, а другой — старшим лейтенантом. В камере у них было не так голо, как у солдат: у стены лежали коробки с печеньем, свитер, книги. У лейтенанта под матрасом лежал кусок провода с двумя лезвиями на конце — приспособление для кипячения воды.

— За что замели? — полюбопытствовал Олегов.

— Я думал, раз война, значит, можно стрелять. Оказывается, на все нужна команда.

— Ну так что? — не сразу сообразил Олегов.

— А кишлака-то больше нету, — развел руками старший лейтенант.

— Понятно, удачи вам!

— Стой! Письмо брось!.. — вскочил со своей постели лейтенант…

Оббежав все камеры, начкар подошел к ним с совершенно убитым лицом.

— Не понимаю…

— Пошли, со вчерашним начкаром поговорим, — сказал Люшин, ободряюще хлопнув его по плечу.

В обратном порядке, отпирая и запирая стальные двери и решетки, они подошли к выходу на плац. Сквозь щели между дверью и косяком пробивались белые лучи света.

— Мы сами сначала, тебя кликнем.

Они вышли на плац. Арестанты, как и полчаса назад, бегали по кругу. Офицеры, сидя у стены, лениво переговаривались, передавая друг другу дымящийся окурок.

— Поговорим? — вполголоса сказал Олегов черноглазому лейтенанту.

— А что такое? — испуганно спросил тот, поднялся и пошел за Олеговым в угол плаца.