Шоколадная медаль

…День, ночь и еще день были наполнены для Олегова тягостным ожиданием, ему хотелось, чтобы верблюды шли быстрее, чтобы быстрее уйти из этих песков и каменистых холмов, которые он воспринимал как враждебное пространство. Четверо его спутников, неразговорчивых как с ним, так и между собой, вели себя так, как будто подобные походы были для них делом привычным. Выделялся из них лишь тот, которого Олегов видел с той стороны границы в машине. Тогда он выделялся галстуком в пустыне, теперь же — подчеркнутым бездействием. На привалах он не хлопотал вокруг верблюдов, он не шел с миской за едой — ему приносил ее Аслам, кланявшийся подобострастно молодому парню с тонкими чертами лица, с тонкими усиками, одетому в грязный засаленный халат. Так ведет себя хозяин, решил для себя Олегов. А хозяина, как видно, интересовал прежде всего груз: небольшие, но очень тяжелые тючки на двух верблюдах. Один был закреплен на верблюде «хозяина» , а другой, по какой-то логике, был приторочен на верблюде Олегова.

Вопросов Олегову никто не задавал, да и он не решался вступать с кем-нибудь в разговор. Пусть все идет, как идет, — решил он. Гнетущее молчание и недоверие друг к другу легче стало переносить, когда ночью, обходя невидимое селение, к ним привязалась собачонка. Это была та порода, единственно которая и выживает в эпоху гражданских войн, когда население поголовно вооружено и жрать нечего. Грязная жалкая собачонка, которая прямо стелилась по земле, со слезами к глазах выпрашивая кусок хлеба, совершенно не умела лаять, из глотки у нее вырывался еле слышный хрип. Стоило Олегову оставить ей горстку каши, как она безоговорочно признала его за своего хозяина, подхалимски улыбаясь, бежала рядом с его верблюдом.

Не отстала она и тогда, когда они вошли в предгорье, а затем ступили на горную тропу. Собачонка лишь взвизгнула, когда верблюд Олегова оступился на неустойчивом камне и присел на передние ноги. Сзади что-то сердито крикнули, Олегов, не зная, что нужно делать, соскочил с верблюда, подбежал Аслам с перекошенным от злобы лицом, схватил за поводья и стал дергать. Верблюд, тяжело раздувая ноздри, поднялся, шагнул вперед и…повалился с тропы вправо, в некрутой откос, усеянный острыми обломками скал.

Аслам и еще двое вооруженных погонщиков подошли к хозяину каравана, то коротко скомандовал, и все трое спустились вниз, принялись освобождать верблюда от груза. Из брезентовых мешков с поклажей были извлечены две сумки из плотной желтой кожи, которые, как видно, и составляли главную тяжесть груза. Аслам схватил сумки и, натужно сгибаясь, потащил было их к своему верблюду, но хозяин, зло улыбаясь тонкими губами, крикнул, останавливая его. Сумки закрепили на верблюде одного из вооруженных охранников. Самого парня, к его неудовольствию, пересадили к Асламу, а его место занял Олегов. Собачонка, повертев головой то в сторону дергавшегося в ложбине верблюда, то в сторону уходящего вверх по тропе каравана, побежала за караваном.

Теперь, когда сумки не были укутаны одеялами и брезентом, Олегов мог составить впечатление о багаже хозяина. Добротная кожа и прочный металлический запор с замком производили солидное впечатление. Чуть видно на коже проступало тиснение — английские буквы и арабская вязь. Нет, это не боеприпасы, — понял Олегов, ударяясь ногами в сумки и опираясь на них руками. Металл, полный мешок металла, если там золото, так откуда же так много? Он трясся на верблюде и размышлял об этом, чувствуя, что у него просто не хватает фантазии и воображения, чтобы догадаться. Во всяком случае, не Бабраку везем…

Перевал оказался не крутым, за узкой извилистой тропой караван вышел на плоскую вершину горы, усеянной гравием. Главные вершины были далеко впереди, клонящееся к закату солнце высвечивало далекие их вершины, уже посеребренные ранним осенним снегом. За полчаса преодолев плоскогорье, они достигли спуска в долину. По оживлению Аслама и его людей, Олегов понял, что им предстоит последний переход. Сама долина была уже погружена в сумерки, ни дорог, ни кишлаков видно не было. Чуть спустившись вниз, они спешились в укромной расщелине.

Хозяин каравана весь груз сложил в одно место, сам сел в стороне, стал перематывать грязные обмотки на ногах. Аслам послал одного из парней вверх на скалу наблюдать, а сам с напарником принялся разводить костер.

Хозяин недовольно что-то спросил у Аслама, тот, оправдываясь, ответил и показал небольшой мешочек, извлеченный из поклажи.

— Что он сказал? — впервые за два дня молчания спросил Олегов, он почувствовал, что его голос слегка сел.

— Хочет варить суп из нута, а его варить нужно всю ночь, — улыбнулся черноглазый парень и провел большим пальцем по узкой щеточке черных усов.

— Нут?

— Так здесь называется горный горох. Очень вкусный суп.

— Понятно, — Олегов помолчал с минуту, затем снова взглянул на владельца мешков с золотом, одетого в вонючее тряпье. — Так как я доберусь до Кабула? Ты ведь здесь главный? Мне нужно в Кабул.

Тот засмеялся, кивнул головой.

— Знаю, знаю. Утром ты и узнаешь. Ложись спать.