Шоколадная война

В этот момент Джерри ненавидел брата Леона. Он ощущал вкус этой ненависти у себя в животе — она была кислой, едкой, жгучей.

— Ты жулик, Бейли. И лгун. — Слова как удары хлыста.

Ах ты гад, подумал Джерри. Сволочь!

И вдруг в задних рядах кто-то буркнул:

— Хватит! Оставьте парня в покое!

Леон волчком крутнулся на месте.

— Кто это сказал?

Его влажные глаза блестели.

Прозвенел звонок — конец урока. Ребята зашаркали ногами, задвигали стульями, готовясь уйти, покинуть это страшное место.

— Сидеть, — сказал брат Леон. Тихо — но все слышали. — Никто не уходит.

Ученики снова опустились на стулья.

Брат Леон посмотрел на них с жалостью, качая головой.

На губах его появилась угрюмая, скорбная улыбка.

— Дураки вы, дураки, — сказал он. — Идиоты несчастные. Знаете, кто здесь лучший? Самый смелый из всех? — Он положил руку на плечо Бейли. — Грегори Бейли — вот кто. Он отверг обвинение в жульничестве. Устоял перед моими нападками. Он не сдался! Но вы, господа хорошие, — вы сидели здесь и веселились. А те, кто не веселился, ничего не сделали, даже не попытались меня остановить. На несколько минут вы превратили этот класс в подобие фашистской Германии. Ну да, да, кто-то под конец выразил свой протест. Хватит, оставьте парня в покое! — Интонация была скопирована с идеальной точностью. — Слабый протест, слишком робкий и запоздалый. — Из коридора донеслось шарканье: это подошли ученики на следующий урок. Леон не обратил на шум никакого внимания. Он повернулся к Бейли и дотронулся указкой до его макушки, словно посвящая его в рыцари. — Ты держался прекрасно, Бейли. Я горжусь тобой. Ты прошел самое трудное испытание: ты остался верен себе. — Подбородок Бейли ходил ходуном. — Конечно, ты не жульничаешь, Бейли. И ты не трус, — мягким, отеческим тоном. И жест, обращенный к классу, — Леон был большим мастером по части жестов. — А вот твои товарищи — трусы. Сегодня они тебя подставили. Это они усомнились в тебе — не я.

Леон отошел к своему столу.

— Свободны, — сказал он голосом, полным презрения ко всем ученикам.

Глава седьмая

— Чем это ты занимаешься, Эмиль? — спросил Арчи с легкой иронией. Ирония объяснялась тем, что смысл действий Эмиля Янзы был очевиден: он откачивал в стеклянную банку бензин из чужой машины.

Эмиль хихикнул. Его ничуть не смутило, что Арчи застал его за таким занятием.

— Запасаюсь бензином на эту неделю, — сказал он.

Машина, припаркованная на краю школьной стоянки, принадлежала старшекласснику по фамилии Карлсон.

— А что ты будешь делать, если Карлсон выйдет и увидит, что ты воруешь его бензин? — спросил Арчи, хотя никакой загадки для него в этом не было.

Эмиль не стал утруждать себя ответом. Он просто ухмыльнулся Арчи. Оба понимали, что Карлсон ничего ему не сделает. Этот худой, кроткий парень как огня боялся конфликтов. Впрочем, и вообще мало кто, будь он худым или толстым, кротким или не очень, осмелился бы бросить вызов Эмилю Янзе. Эмиль был грозой школы, хотя по его виду об этом никто бы не догадался. Он не выглядел ни особенно крупным, ни сильным. В футбольной команде его ставили полузащитником, хотя он был для этого легковат. Но он вел себя как животное и не признавал никаких правил. Конечно, если это ему ничем не грозило. Его маленькие глазки, утопленные в бледном лице, редко улыбались, разве что заодно с хихиканьем и ухмылкой, которая иногда вспыхивала на его губах — в основном это случалось, когда он понимал, что достал кого-то. Так Эмиль Янза это называл — доставать. Например, тихо свистеть в классе, действуя учителю на нервы, — едва слышным свистом, который мог довести человека до белого каления. Ради этого Эмиль даже нарушал общепринятые традиции. Обычно те, кто валял на уроках дурака, садились позади. Но не Эмиль. Он выбирал себе место в передних рядах, откуда легче было донимать учителя. Свистеть, хмыкать, рыгать, стучать ногой, ерзать, шмыгать. Черт побери, да если заниматься этим где-то на задах, учитель и не заметит!