Шоколадная война

  Смех стал громче. Телефонные хулиганы? Разыгрывают девочек? Снова тот же задавленный смех, но определеннее и громче, все равно кто-то прячется с недобрым умыслом – смех, который говорит тебе: «Я тебя знаю, а ты меня – нет».

  - Кто это? - спросил Джерри.

  И тогда прерывистые гудки начали громко пердеть ему в ухо.

  В одиннадцать часов ночи телефон зазвонил снова. Джерри подумал, что это отец – он работал в аптеке в вечернюю смену.

  Он поднял трубку и снова сказал: «Алло…»

  Безответно. Ни звука.

  Он хотел положить трубку, но что-то заставило задержать ее у уха в ожидании.

  Опять все тот же идиотский смех.

  То же самое, что и в три часа по полудню. Только уже была ночь, темнота. Квартира была обложена тенями от света настольной лампы и выглядела угрожающе. Найдя это, Джерри сказал себе: «Ночью здесь всегда жутко».

  - Эй, кто это? - спросил он, голос вернулся в норму. Смех продолжался, хотя в тишине звучал издевательски и со злобой.

  - У тебя все дома? Хочешь конфетку, сопляк? - спросил Джерри провоцируя и зля невидимку на другом конце линии.

  Смех перешел в издевательское улюлюканье. Затем короткие гудки ворвались в его ухо.

  Ему что-то понадобилось взять из шкафчика.

  Школа была знаменита своими «жуликами» – не то чтобы ворами, но охотниками за всем, что плохо лежит. И не было ни малейшего смысла вешать замок, который на следующий же день будет взломан. Личная собственность в «Тринити» не значила ничего. Большинство учащихся плевать хотели друг на друга. О взаимоуважении не было и речи. Кто-нибудь обязательно интересовался незакрытыми шкафчиками. Из них круглый год исчезали книги, деньги, сандвичи, обувь, одежда и что-нибудь еще.

  Утром, после той первой ночи с телефонными звонками, Джерри открыл свой шкафчик и схватился за голову, не верив своим глазам. Глянцевый плакат был измазан чернилами или краской синего цвета. Надпись была уничтожена. «Сумею ли я разрушить вселенную?» была теперь гротескным беспорядком несвязного письма – безрассудный акт детского вандализма, больше напугавший Джерри, чем разозливший его. У кого-то совсем съехала крыша. Опустив вниз глаза, он заметил, что его новые кроссовки были изрезаны, материя стелилась лоскутками по полу шкафчика. Они напоминали теперь шкуры каких-то ископаемых животных. Зря он оставил их тут на ночь.

  Измазать плакат это было одно – так, пакость, злая шутка, работа для животных, их всегда хватает в каждой школе, даже в «Тринити». Но вот с кроссовками это уже было серьезно. Акт был умышленным. Это было чье-то послание.

  Телефонные звонки.

  Атака на футбольном поле.

  Теперь кроссовки.

  Он быстро захлопнул шкафчик, чтобы больше никто этого не увидел, почему-то почувствовав себя в чем-то опозоренным.

  Ему снился огонь. Пламя съедало какие-то стены, и выла пожарная сирена. Когда сон растаял, то сирена оказалась телефонным звонком. Джерри встал с постели. В прихожей отец повесил трубку на аппарат. «Что-то интересное», - подумал Джерри. На дедовских часах стрелки показывали два.

  Джерри не сразу отошел ото сна. Он окончательно проснулся, только когда холодный пол защекотал его пятки.

  - Кто это был? - спросил он. Хотя ответ на вопрос ему, конечно же, был не нужен.

  - Никто, - ответил отец. На его лице было отвращение. - Такой же звонок в такое же время был и вчера. Но ты не проснулся. Какой-то дурак на другом конце линии, он хохотал так, будто это самая смешная шутка в мире, - он подошел и потрепал волосы на голове у сына. - Иди в постель, Джерри. Всяким дуракам не спится. Прошло пару часов, пока Джерри сумел погрузиться в какой-то необозримый сон.

  - Рено, - вызвал его Брат Эндрю.

  Джерри поднял глаза. Он был поглощен новым проектом. Нужно было зарисовать здание с угла, прорабатывая перспективу, исходя из новой темы урока, что было обычным упражнением, но он любил красивые линии, правильные формы, свет и тень, аккуратно выполненный рисунок.

  - Да, Брат?

  - Твоя акварель. Альбомное задание.

  - Да? - удивился Джерри. Акварель, бывшая главной темой в это время, заняла целую неделю, просто потому, что Джерри не блистал в свободном искусстве. Ему проще было обращаться с формами и геометрическими фигурами, где все было определенно и ясно. Но акварель влияла на пять процентов его оценок в полугодии.

  - Сегодня последний день, когда еще можно сдать работу акварелью, - сказал Брат. - Твою я не нашел.

  - Вчера я положил ее на стол, - сказал Джерри.

  - Вчера? - спросил Брат Эндрю с таким удивлением, словно никогда прежде не слышал слово «вчера». Он был привередливым, точным и педантичным учителем, обычно преподающим математику, но изобразительное искусство ему также было не чуждо.

  - Так, сир, - подтвердил Джерри.

  Брови поднялись, Брат рассматривал листы, сложенные на столе.