Аглая Борисовна отличалась на редкость стервозным характером. Сколько Лариса себя помнит, столько в их доме стоял крик. Орала всегда Аглая. Лариса с малого возраста усвоила: если возразить маме или ослушаться ее, случится взрыв похуже атомного. И дело не ограничится руганью, мать может надавать ей затрещин. Госпожа Горелова никогда не отличалась стройностью, она была крепкая, ширококостная, с тяжелой рукой. Когда маленькая Лара получала смачный подзатыльник или затрещину, у нее потом долго гудела и кружилась голова, начиналась тошнота. Девочка приходила в ужас от воплей родительницы. Чтобы не слышать ее истерического визга, малышка никогда не вступала с ней в дискуссию.
Аглая в разговоре со всеми членами семьи употребляла только глаголы в повелительном наклонении: «принеси, замолчи, сделай, убери, прекрати…» Слов «пожалуйста», «спасибо» она никогда не произносила. Маленькую Лару мать не хвалила, не обнимала, не целовала. «Уйди», «Не мешай», «Не лезь» – самые частые фразы, которые дочь слышала в детстве от матушки. Отец молчал. Если жена начинала кружить на метле и пикировать на голову мужа, тот никогда не огрызался, в самый разгар побоища мог сказать: «Мамочка, у тебя в ушках старые сережки. Поехали купим новые!» Аглая переставала орать и бежала одеваться. Лет в двенадцать после очередной взбучки от матери Лариса пришла к отцу в кабинет и заплакала:
– Почему ты все маме позволяешь? Угодить ей невозможно. Сижу на стуле – плохо. Стою – отвратительно. Лежу – я лентяйка. Жаль, я не умею в воздухе висеть, но и это ей не по вкусу придется.
– Она твоя мать, – сказал отец, – родителей не выбирают, их просто надо любить.
– Детей тоже надо любить, – возразила девочка, – а вы меня терпеть не можете. Мать орет, а ты ей за скандалы подарки даришь. Тебе фиолетово, что меня бьют.
– Я тебе тоже презенты приношу, – напомнил Николай, – вся комната в игрушках, в шкафу одежда красивая.
Лариса рассмеялась:
– Да только я могу надеть лишь то, что мать позволит, а играть надо в то, что она разрешит. Маман меня полностью контролирует, а ты своего ребенка не защищаешь, потому что трус, опасаешься взбучку получить.
Николай показал на кресло.
– Сядь. Когда мы с твоей мамой стали встречаться, я был мастером цеха, где производили эксклюзивные торты. Делал фигуры из шоколада, о большем не мечтал. А у Аглаи было не женское, а мужское честолюбие, желание разбогатеть, добиться успеха. Она меня заставила в самом начале перестройки открыть кафе-кондитерскую. Я заартачился, денег нет, где их взять? Аглая ответила: «Продаем квартиру, снимаем однушку». Вот с этого весь мой бизнес и начался. Я благодарен жене, хотя признаю, часто она бывает невыносимой. Но Аглая твоя мать. И этим все сказано.
Лариса поняла, что отец не примет ее сторону, и более к нему с разговорами не подходила. Поддержку она нашла там, где совсем не ожидала.
К Аглае иногда приезжал ее брат Игорь. Сестра тут же налетала на близнеца с гневными упреками. Темы для скандалов были стандартными. Аглая требовала от брата переехать в Москву, жить вместе с Гореловыми, работать в столичном театре.
– Гниешь в провинции, – орала она, – слизень, лентяй! Играешь в убогой дыре! Гамлет на задворках. Одет, как урод! И живешь в деревне!
Неконфликтный Игорь молча слушал ее вопли. Его смирение только сильнее заводило Аглаю, чтобы дать выход гневу, она накидывалась на других членов семьи. Но супруга часто не оказывалась дома, поэтому весь удар обрушивался на Ларису. Та начинала тихо плакать, дрожать, один раз ее стошнило прямо в комнате.
И вот тогда Игорь вскочил и гневно закричал:
– А ну заткнись! Не трогай девочку!
Дальше пошли непечатные выражения. Поведение брата было таким неожиданным, что Аглая замерла с открытым ртом. Он схватил племянницу за руку и повел к двери. Игорь, у которого не было своих детей, не знал, чем интересуются подростки. Он поехал с племянницей в парк, купил ей мороженое, предложил покататься на карусели. Лара посмотрела на лошадок-слонов, на которых сидели детсадовцы, и расхохоталась.
– Подо мной конь развалится. Лучше пойдем на американские горки. Дядя, мне семнадцать лет исполнится через месяц.
– Правда, – ахнул Игорь, – вот время бежит.
С того дня Игорь и Лариса стали дружить. Девочка врала матери, что готовится к урокам в библиотеке, а сама ехала в Гольяновск. Дома никто о ее визитах не знал, Игорь встречал ее на вокзале и вез куда-нибудь гулять. У племянницы и дяди сложились доверительные отношения, они оба чувствовали себя никому не нужными. Игорь, которого Сазонова женила на себе обманом, не пытался избавиться от супруги лишь по одной причине: благодаря присутствию в его жизни Юлии местные фанатки перестали вешаться на него. А в обоих театрах, где он успешно работал, прекратили шептаться о том, что «наш синтетический гений великолепно исполняет женские роли, потому что сам гей. Обратите внимание, он ни с кем интрижку ни разу не завел».