Шоколадный папа

Утомительная Андреа и пиво в пиццерии. Большая кружка крепкого за двадцать две кроны. Порция бегства по дешевке. Мужчина в белом звал Андреа на какую-то вечеринку. Через двадцать минут на площади Густава Адольфа. Она медленно пьет пиво. Не собирается спешить на встречу. Недостаточно полна забвения.

В зале четыре стола. За каждым столом — одинокий посетитель, глазеющий в бокал пива за двадцать две кроны. Время тает. Скоро Андреа окончательно опоздает. Может быть, еще не поздно прибежать и спросить, блуждая взглядом по сторонам: «Мы переспали вчера? Тебе было приятно? А мне?» О некоторых вещах не принято спрашивать. «Ты помнишь меня? Я ничего не помню. Я знаю, что мы знакомы, просто забыла, кто ты такой». В забвении есть что-то постыдное. София смотрит в свою чашку кофе: «Я ничего не помню». Покашливания Карла в телефонной трубке: «Нет, не помню». В словах Софии мольба, в словах Карла — отторжение. Знаки «осторожно» вокруг фразы. Вокруг слова «Маддалена». Неужели они не понимают: чем тише произносится важное слово, тем больше оно разрастается внутри у Андреа! Слово «Маддалена» превращается в огромную неоновую рекламную вывеску. Что это за реклама? Реклама бегства? Забвения? Предательства? Андреа помнит еще одно имя, только имя: Каспер! Это имя на другой вывеске: неровные буквы, выведенные кровью на судебном формуляре, бросаются в глаза. Что он рекламирует? Каспер рекламирует вечность. Все уйдут, останется только он. В пиццерии подают и «Северный динамит» за тридцать пять крон. Андреа заказывает его. Динамит. Юнатан, унесший с собой свой гнев.

Парк у моста Каптенсбрун. Андреа слушает фонтан, заглушающий шум автомобилей.

Член Мужчины в белом. Как можно забыть такое?

— Кажется, я вчера жутко напилась, — прошептала Андреа ему на ухо, в ожидании поезда.

— А кто не напился? — засмеялся он в ответ. И больше ничего.

Андреа хотела продолжить: «Но я проснулась без трусов». Синие пятна на скатерти. На простыне заметных пятен не было. Еще она помнит, что они громко слушали Depeche Mode: «I thank you for bringing me home», и что он говорил, что это красиво. Он был полон ожиданий, похож на ребенка с чересчур большими руками. Как можно забыть, как кто-то был у тебя внутри?

Теплое, как моча, белое вино из универмага «Ханса Компаниет». В кармане номер мобильного телефона Мужчины в белом. Еще несколько глотков, пожалуй, и она решится спросить. Еще несколько глотков, и стыд, пожалуй, исчезнет.

Было стыдно, когда Каспер отталкивал ее от себя. «Не сейчас, Андреа». Надоедливый ребенок, который хочет играть, назойливо встревающий со своими желаниями между телевизором и банкой пива. Силы Каспера на исходе. Она отползает в сторону. Уходит к своим словам. Лает, тихо подвывает. Вскоре Каспер уходит, между ним и Андреа закрывается дверь, он облегченно вздыхает.

Каспер звонит: он задержится. Потом перестает звонить: Андреа всякий раз сердится.

«Где ты, что ты делаешь, почему тебе всегда интереснее без меня?»

Ожидание ключа в замке. Дыхания. Чужого запаха. Его желания. Она поворачивается к ним спиной.

Ночи ожидания. Ночи Лувисы у нее внутри.

«Надеюсь, ты не…» или «Надеюсь, НА ЭТОТ РАЗ ты не…». Остается лишь ответить «нет». И изобразить спокойствие. Или возмущение.

Зачем ты это сделала, Андреа?

Бессмысленные вопросы. Их не заглушить.

Думаю, ты поняла, что между нами все кончено?

Ничего не кончено, Каспер.

Ты продолжаешься.

В одном парке, в одном городе сидит Андреа и пьет дешевое вино прямо из бутылки. Стыд засел в горле, взял слова в оцепление. Андреа смотрит на фонтан.

Пожилой мужчина в сером костюме тоже смотрит на фонтан. Он тоже не торопится идти домой. Может быть, его жена отошла в мир иной. Или просто в землю? Печально. Хотела ли она смерти? Или смерть сама пришла к ней? Как к брату Арвида на Бьеркгатан, 64. Белое лицо и улыбка. Руки сложены на груди. Наряжен как никогда.

Мужчина прислоняет ладонь ко лбу, прикрывает глаза от солнца. Купил хлеба, кофе и вечернюю газету. Молоко и сыр. Смотрит на Андреа, прихлебывающую из бутылки. Ей хочется, чтобы он увидел больше. Заглянул ей в глотку. Обнаружил, что она полна барахла: останки Каспера, поток колкостей, ругательств, слез. Нет, слезы — это не барахло. Люди красивее всего в слезах. Например, когда Лувиса плачет, она и в самом деле самая красивая в мире.

Андреа ведет беседу с другим алкашом. Он щупает ее мышцы, рассказывает об имплантированной пластинке, о том, как мало ему платит социальная служба, о том, как он одинок.

— Иногда я просыпаюсь утром, вижу женщину, которая лежит рядом, и презираю ее. Так я ей и говорю. Потом иду на кухню, пропускаю четыре-пять стопок и тогда уже прошу прощения.

Андреа рассказывает, что ей нужна бутылка вина, чтобы позвонить Мужчине в белом. Полторы — чтобы спросить, что между ними было, две — чтобы перестать стыдиться.