Воспоминание: тот, кто вскоре станет ее первым, стоит в комнате общежития и любуется в зеркале на свои бицепсы. Он живет на нижнем этаже, и шестнадцатилетняя Андреа видит его в окне. Если бы не волнение, она рассмеялась бы над его самолюбованием: как он напрягает мышцы, как поворачивается направо, налево и снова направо. Чуть подождав, она стучит в окно. Хочет мягко и непринужденно улыбнуться, но выходит вовсе не так. Андреа вспоминает вечер, когда она напилась, а он помог ей. Пытался надеть на нее носки и ботинки, но она брыкалась, норовя угодить пяткой ему в лицо. Она понимает, что ничуть не влюблена, но, видимо, сегодня вечером… Рано или поздно это все равно должно произойти, так почему бы не с человеком, который так хорошо с ней обошелся?..
Он открывает дверь, спрашивает, не хочет ли Андреа выпить, но она мотает головой. Они сидят на его кровати, покрытой одеялом с изображением ралли, пока она не склоняется к нему и они необычайно неуклюже целуются.
Как медленно! Она лежит, закрыв глаза и вспотев, она пытается прикоснуться к нему в ТОМ месте, но ощущение странное, и на самом деле ей вовсе не хочется трогать его ТАМ. Он давит, вздыхает, стонет и на какое-то время, кажется, оказывается внутри — Андреа не знает точно, хотя ей немного больно, так что, наверное, он все-таки там. Вскоре он выбирается наружу, и она не понимает, что произошло, было ли ЭТО. Хочется спросить его. Он сидит в постели с отчаянным видом. Сжимает голову руками, ничего не говорит. На стене спортивные плакаты. Вымпелы и большегрудая девица у мотоцикла. Андреа спешно гладит его по спине, одевается и уезжает домой на велосипеде. В животе бултыхается какой-то сгусток, но ведь она сделала это, правда же? На велосипеде домой, к озеру, к Лувисе, которая просыпается и спрашивает, хорошо ли Андреа провела время.
— Ну да… ничего. — Она ужасно краснеет, но чувствует собственную силу: «Об этом, Лувиса, я тебе рассказывать не стану».
Ближайший туалет — в «Элизе». Прямо у входа. Повезет — проскользнешь, не повезет — схватят за воротник: «Куда это ты направляешься, а?» — как будто Андреа может ответить на этот вопрос.
Алкаш жаловался, что его отовсюду гонят. «От меня пахнет, — говорил он, — и язык у меня заплетается. Язык не должен заплетаться. Это все портит. Слова нужно выговаривать правильно, и лучше ничем не пахнуть». Изливая в туалете пиво и вино, Андреа видит перед собой Арвида. Думает о его взгляде, который почти невозможно поймать. Взгляд, погруженный в кроссворд, в банку с лекарствами, внутрь себя. Без малого восемьдесят, боится привыкнуть к «Собрилу». Прячет взгляд и говорит, что никогда не принимает больше одной таблетки в день, как бы плохо ему ни было. Это название он произносит шепотом: «Собрил». Оно не вписывается в Идеальную Картину Мира. Как и блуждающий взгляд Арвида. Как и его страх смерти, жизни, еды, сна, любви. Андреа сегодня приняла четыре таблетки, Арвид. Две — чтобы добраться сюда: крутые подъемы и ветер. Юнатан сказал, что ему все смертельно надоело и Андреа тоже. Поэтому пришлось принять еще две, Арвид. Чтобы были силы хранить жизнь, себя, хранить жизнь в себе — или себя в жизни?
Андреа выбирается из туалета, возвращается в парк. Мир стал намного проще, Каспер. Я вернулась! Мы с тобой такие новые и красивые. Смерть повторам и заученным схемам.
В парке с деревьев осыпаются цветы. Белые и розовые. Падают Андреа на колени.
Снова пиццерия, снова большой бокал крепкого — как черничный компот для поддержания сил: Андреа бежит марафон. Ищет вечеринку. Звонила Мужчине в белом, не слишком жаждущему встречи. Ночь, проведенная вместе, — где она теперь?
— Можно мне прийти?
— Не знаю. Может быть, и можно.
Еще пива: нужно забыть стыд. Она видит себя в зеркале возле стола. Две Андреа за одним столом. Куда им отправиться: на вечеринку или домой? Принять шестнадцать таблеток и почти-умереть. Проснуться воскресшей, начать все сначала.
Не быть одной.
Быть одной — ни телефонных звонков, ни звонков в дверь.
Разговаривать с теми, кто понимает. Как алкаш в парке. Он дал ей номер своего телефона. Зачем?
Найти того, кто понимает, что нужно заполнить дыру, и может ее заполнить.
Мужчина в белом ничего не боится. Развеселый Петрушка. Грубые руки, печали не видно. Влюбленность, вспыхнувшая после полуночи. Могла бы перерасти в пожар. Андреа могла сгореть. Он унес эту влюбленность с собой… Нет, ее влюбленность спрятана в Каспере, в несгораемом шкафу. Любовь Андреа заперта в сейфе Каспера, и у нее, конечно же, нет ключа.